Белый шайен
Шрифт:
Теперь пришло время прибавить в беге. Мои ноги задвигались быстрей. Я оглянулся. Оказалось, что пауни сумел прибавить тоже. Избрав высочайший темп, я бежал как одержимый. Но тот упрямый пауни не отставал.
Покрыв еще мили три, я начал задыхаться. Второе дыхание снизошло на меня, как манна небесная. Я воспрянул духом, но лишь на короткое время. Снова пришла усталость. До реки оставалось не более двух миль, а мои глаза застилала пелена. Дыхание участилось, и воздух с хрипом вырывался из горла. Надо было забыть и об острой боли в груди и о хрипе и стремиться лишь к тому, чтобы мои ватные ноги продолжали передвигаться.
Я понимал, что индеец совсем недалеко и оглянулся. Он был всего в пятнадцати ярдах от меня и уже поднял копье, чтобы в удобный момент вонзить наконечник в мою
Он был уже рядом, но почему-то медлил с броском.
— Ты… сейчас… умрешь! — донесся до моего слуха хриплый прерывистый голос.
Роковые слова заставили меня оглянуться и посмотреть в глаза того, кто собрался отправить мой дух в Места Богатые Дичью. Это и спасло меня! Не видя перед собой дороги, я зацепил носком ноги за торчавший из земли валун. Мое тело еще летело вниз, когда не предвидевший моего падения пауни со всего размаха споткнулся об меня и, кувыркнувшись, сломал под собой копье. Если я упал раньше, то и опомнился быстрее. Через мгновение обломок копья со стальным наконечником был в моих руках и я всадил его в грудь быстроногого врага.
Я выпрямился. Моя грудь тяжело вздымалась. Клочья пены слетали с губ на землю вместе с каплями крови из разбитого носа.
Я услышал позади топот ног и оглянулся. На верхушке ближайшего холма появился очередной преследователь. Но силы этого бегуна, очевидно, были на исходе. Его голова раскачивалась в стороны, а поступь бега не отличалась уверенностью.
Увидев распростертое тело своего товарища, пауни, казалось, взбодрился и бросился ко мне с поднятым над головой томагавком. От усталости он не сумел среагировать на мой прыжок в сторону, и, когда тело воина проносилось мимо, я сделал выпад, с силой вогнав наконечник копья в его открытый бок.
Я нацепил на себя расшитый бисером пояс этого индейца, на котором висел длинный охотничий нож, поднял с земли томагавк и оглянулся еще раз. Преследователей не было ни видно, ни слышно.
Я бросился бежать на запад, к спасительным водам Танг-Ривер.
Спустя некоторое время позади послышались негодующие крики: пауни обнаружили своих более быстрых, но менее удачливых соплеменников!
Я прибавил шагу. До реки оставались какие-то считанные футы. Я уже ощущал ее свежий влажный воздух. Я понял, что достиг желаемого, когда прохладная вода Танг-Ривер скрыла меня с головой.
Я вынырнул и огляделся. Течение в этих местах было сильным, и я, не раздумывая, поплыл вниз за ближайший поворот.
Через триста ярдов на моем пути возникла небольшая плавучая куча из полузатонувших стволов деревьев и хвороста, застрявшая в русле. До меня быстро дошло, что тут кроется шанс на спасение. Возможно, среди ветвей и коряг есть пространство, куда я смогу просунуть голову для дыхания! Я нырнул под кучу и в ее переплетенной толще стал искать нужную брешь. После утомительных и бесплодных усилий, задыхаясь, я вынырнул на поверхность. Голоса пауни были слышны там, где я бросился в воду за поворотом. Со страхом и надеждой, набрав в грудь воздуха, я снова нырнул. С отчаянием обреченного, я судорожно шарил руками по скользким, покрытыми песком и илом, корягам. Мне пришлось вынырнуть, чтобы с ужасом узнать, что пауни идут вниз по течению. Надежды таяли с каждой секундой. Я еще мог успеть выскочить на другой берег, но до леса было далеко, и моя одинокая фигура сразу бы попалась на глаза пауни. Оставалась эта проклятая плавучая куча! Мой затравленный взгляд скользил по ней в десятый раз, и, когда я уже почти обезумел от страха, мне на глаза попался большой полый ствол вяза, лежавший на спутанных ветвях и хворосте. Я рванулся к нему и полез в его трухлявое нутро. У меня это получилось, но я почти задохнулся от попавшей в рот и ноздри трухи и от повысившегося уровня воды, хлынувшей из-за моей тяжести в оба конца полого ствола. Тем не менее, это уже было что-то. Дышать я мог, и это главное.
А голоса пауни приближались. Вскоре они раздались невдалеке от меня, на берегу. Потом послышался всплеск. Это один из воинов прыгнул в реку. Надо ли говорить, какие я испытывал чувства, когда понял, что он направляется к моей куче.
Я услышал, как он плывет вокруг нее. Затем зазвучал треск хвороста:
Какое-то время любопытный воин продолжал осмотр. Когда же я услышал, как он прыгнул в воду и поплыл к берегу, для меня не было счастливее момента в жизни. Затратить столько усилий и дожить до того, что они не напрасны, это ли не счастье?
Всю оставшуюся часть дня пауни не переставали прочесывать ближайших окрестностей. Наконец, незадолго до сумерек их резкие голоса затихли где-то вдали. Ничто больше не нарушало вечерней тишины, кроме случайных всплесков резвящихся на поверхности рыб.
С опустившейся на речную долину тихой летней ночью, я выбрался из ствола и поплыл к западному берегу. Я делал это так осторожно и бесшумно, что чуть было не столкнулся с семейством речной выдры, в смертельном страхе исчезнувшем в глубинах водного потока. Я выбрался на сушу, но не ступив и двух шагов, свалился на каменистый берег. Нестерпимая боль в израненных и кровоточащих ступнях пульсирующими волнами разлилась по телу. Пока я находился в прохладной воде, боль едва давала о себе знать, теперь же мне довелось почувствовать ее.
И все же надо было подниматься. Стиснув зубы, я встал и побрел к западу от реки.
Глава 13
Я шел медленными, тяжелыми шагами, припадая к земле всякий раз, когда мои ступни натыкались на острые камни и колючки. Ближе к рассвету я позволил себе остановиться в небольшой рощице. Хотелось отдохнуть и подумать.
Итак, на восток мне путь был заказан. Там были пауни, и они, скорее всего, не оставили надежды завладеть моим скальпом. Самым верным направлением было то, по которому я и пошел. В лощинах и скалах хребта Биг-Хорнс можно будет найти какое-нибудь укромное место, где откроется возможность переждать опасность. А опасность оставалась. Пауни, пусть даже не вся свора, будут искать мой след. Кроме ответственности перед хозяином, задето их самолюбие и самые тщеславные из них не вернутся на восток, пока не потеряют всякие надежды. Понимая это, я еще в полночь постарался перевязать кровоточащие ступни полосками с набедренной повязки. Хотя сделать это надо было значительно раньше. У пауни перед глазами будет начало моего кровавого следа на прибрежной гальке Танг-Ривер. А найдя след, редко какой краснокожий не сумеет прочесть его до конца, даже если отметками на пути останется чуть примятая трава.
Отдохнув, я снова тронулся в дорогу. Вскоре начались поросшие лесом хребты Биг-Хорнс. Я углубился в первозданную чащу под свист проснувшихся птиц и начал искать пути к верхним этажам хребта. Скоро я нашел, что искал. Это была узенькая звериная тропа, терявшаяся в нагромождении скал и холмов. Я стал медленно по ней подниматься. Она была едва заметной и вилась по крутому склону на вершину утеса, покрытого березой, осиной и карликовым вязом.
Взобравшись на него, я бросил внимательный взгляд на восток, на свой пройденный путь. Сейчас он был безлюден, как и любое другое место восточных отрогов Биг-Хорнс. Потом я огляделся в надежде отыскать что-то похожее на убежище. Вдруг мой взгляд упал на горную куропатку, которая, не замечая меня, преспокойно кормилась чем-то вблизи обрыва. Голод гут же дал о себе знать. Подняв с земли увесистый камень, я осторожно стал подкрадываться. Когда до птицы оставалось не более двадцати ярдов, я резко метнул в нее камень. Удар был точен, но куропатки пропал и след: вместе с камнем она упала с обрыва.
— Проклятье! — вырвалось у меня. — Придется за ней спускаться.
Подойдя к краю обрыва, я заглянул вниз. Вместо того чтобы увидеть птицу на дне ущелья, я обнаружил ее в ветвях карликового вяза, торчавшего из расщелины. Это цепкое дерево росло в восьми футах от края обрыва, а чуть выше торчал узкий выступ горной породы.
Я закинул пояс с ножом и томагавком за спину и осторожно опустился на этот выступ. Когда я лег на него, чтобы снять с ветвей птицу, моим глазам открылась незабываемая картина. Прямо под выступом, скрытое от мира густой кроной карликового вяза, зияло отверстие пещеры.