Белый шайен
Шрифт:
Ох, и порадовался я этой находке! Вот где было то самое искомое место.
Я без труда достал куропатку, заткнул ее за пояс и, ухватившись руками за крепкий ствол вяза, спрыгнул на порог пещеры.
Она была небольшой, всего несколько футов в диаметре.
«Вполне подходящее укрытие для такого бедолаги, как я», — подумалось мне.
Немного передохнув, я начал размышлять над тем, как мне приготовить завтрак из подбитой куропатки. Ни кремня, ни тем более спичек у меня не было. Разве что попробовать добыть огонь самым древним способом? О нем мне когда-то рассказывал Том Уокер. Желание
Я поднялся на вершину утеса и, раздобыв все необходимое, тем же способом спустился в пещеру.
Прежде всего, я заострил ножом сухой сук сосны, превратившийся в добротное сверло. Затем в куске сухой березы проделал неглубокую дырку. Наложив вокруг нее древесных волокон, я приступил к осуществлению своего замысла. Взяв в руки деревянное сверло, я воткнул заостренный конец сквозь волокна в дырку и, крепко зажав между ладоней тупой конец, быстро начал вращать сверло. После продолжительных усилий сначала появился легкий дымок, а потом и крошечный язычок пламени. Вскоре у меня горел аккуратный костерок, на котором было приготовлено вкуснейшее жаркое. Во время жарки я не спускал глаз с востока, готовый в любой момент затушить костер. Но преследователей нигде не было видно, и я довел дело до конца.
Утолив голод, я свалился прямо на дно пещеры и крепко заснул.
Я проснулся, когда солнце уже опускалось за западные горы. Опять посмотрел на восток и увидел то, чего так страшился: едва видимые точки в безлесных предгорьях, которые двигались. Четверо пауни шли той же дорогой, что и я, а значит — по моим следам!
Мои предчувствия оказались верными.
К счастью, над хребтами Биг-Хорнс уже опускались сумерки. Я мог чувствовать себя в безопасности до наступления утра.
А что же потом?
Следя за движущимися индейцами, я прокрутил в голове складывающуюся обстановку. Итак, как я и предполагал, среди пауни нашлись воины, проследившие мой путь. Без сомнений, они были опытными ищейками. Если они сели мне на хвост, то будут держаться до последнего. Вот это меня и тревожило. Первоначальная радость того, что я обрел для себя убежище, постепенно сменилась неподдельным беспокойством. В любом случае, пауни выйдут на утес утром. Что же они обнаружат? Естественно, мой след, терявшийся на бровке обрыва Но даже будь они самыми темными людьми в своем племени, следопыты вряд ли поверят в мое вознесение на небеса с отвесной скалы. Они посмотрят вниз и увидят выступ горной породы…
— Черт побери! — выругался я, с внутренней дрожью представив, как расписанное боевыми красками лицо пауни заглядывает в мою пещеру.
Я продолжал следить за индейцами, пока темная стена лесов не поглотила их.
Затем я прилег, но не для того, чтобы уснуть, нет, спать я не имел права. В моей голове зрели кое-какие задумки, и я рассчитывал, что до наступления рассвета они выстроятся в четко разработанный план.
За два часа до зари я стряхнул с себя сонливость и встал на ноги. Они по-прежнему болели. Но нужно было забыть о боли, ибо на карту ставилась моя жизнь.
Я поднялся на утес и спустился в лес той же тропинкой, что привела меня наверх.
Я осторожно пошел по лесу. Луна мягко разливала бледный свет сквозь густой
Я шел туда, где, по моим расчетам, четверо пауни разбили свой ночной бивак. Запах от дыма костра безошибочно вел меня в нужном направлении.
Только мерцающие звезды и бледная луна могли видеть мою темную фигуру, неслышно, но уверенно приближавшуюся к лесной опушке. И одинокий койот, быстро исчезнувший с пути ночного скитальца.
Морщась от постоянной боли, я медленно, но неотвратимо брел между вековых деревьев к цели. Я старался ступать, насколько это было возможно, беззвучно, вздрагивая всякий раз, когда ломался под моими ногами сучек или стебель.
Наконец я достиг того места, где темная стена леса отступала перед высокими травами лесной опушки. Пробравшись к краю низкорослого подлеска, я выпрямился во весь рост. Моим глазам открылась круглая поляна, в центре которой горел небольшой костер. Трое пауни, протянув к нему ноги, спали, закутавшись в одеяла.
«Откуда на них одеяла? — Возник у меня вполне закономерный вопрос. — Ведь во время гонки на них ничего не было, кроме легин и летних охотничьих курток!».
Четвертый индеец, прислонившись спиной к огромному валуну, торчавшему в дальнем от меня конце поляны, стоял на страже.
Идиллическая картина индейской стоянки! Но я пришел за тем, чтобы нанести на нее последний, нужный мне штрих.
Я пристальнее присмотрелся к часовому, и холодок страха заморозил мне рот. Индеец, не отводя глаз, смотрел на меня! Я затаил дыхание, боясь даже моргнуть, и вздохнул с облегчением, когда пауни, сменив позу, отвернулся.
«Черт возьми, как он заметит меня, если я стою в тени леса?!»
Мысленно выругав себя за беспричинный страх, я отступил в чащу подлеска и с той же осторожностью обогнул поляну, чтобы выйти на нее позади валуна.
Сначала надо было расправиться с часовым, а потом уж приниматься за спящую троиц) у костра. Однако снять часового во враждебной для него стране — нелегкое дело. Ждать, пока он задремлет, не имело смысла: в малочисленных военных отрядах ночная стража всегда исполняла свой долг исправно. Здесь нужна была хитрость, и после недолгих размышлений мне на ум пришли некоторые соображения.
Вокруг лежало множество небольших камней, и я. подобрав один из них, неслышной поступью приблизился к задней стенке валуна. Бросив камешек в сторону и услыхав его падение, я тут же выглянул из-за валуна. Краснокожий не был глухим. Он тоже услышал падение камешка. Он смотрел в противоположную от меня сторону, его тело, до этого такое расслабленное, напружинилось. Его поза напоминала стойку пумы, готовой к прыжку. Армейское одеяло, облегавшее мускулистую фигуру, у меня на глазах медленно сползло на землю. Это был тот момент, когда нельзя было терять и секунды. Я рванулся к индейцу и погрузил лезвие ножа ему в спину. Он резко выгнулся и захрипел. Я зажал ему рот ладонью и не отпускал до тех пор, пока его тело не вытянулось на земле.