Белый шайен
Шрифт:
— Мотовато, — сказал Бент. — Римский Нос и вожди Собак не хотят, чтобы ты прикасался к говорящей бумаге без их ведома.
— Я уже не тот вождь, что был раньше. Я не могу отвечать за весь народ. Они должны знать это.
— Они знают и о том, что ты уже подписывал договор без их согласия.
— Я хотел добра шайенам.
— Вожди так не считают.
Старик пожал плечами.
— Я сам был когда-то молодым, и мудрость старейшин не касалась моей головы… Хорошо, я не стану ставить свой знак на бумаге белых… Но я сделаю это, если их требования будут достойными внимания. Ради тех, кто кочует со мной.
— Тогда белые могут воспользоваться твоей подписью для давления на остальных шайенов, — возразил Бент.
В разговор вступил Маленькая Шкура:
— Я поставлю свой знак вслед за Мотовато, если он это потребует.
— Мои арапахи всегда дружили с шайенами Мотовато, — поддержал его Маленький Ворон. — Я поставлю свой символ вслед за ним.
Я видел, что эти слова раздражали Чарли и не удивился, когда он резко встал на ноги и бросил в лицо вождям:
— Вы старые люди и как всем старикам вам хочется покоя. У моего брата уже размякло сердце от ваших трусливых речей, но для меня они — пустой звук!
— Да, я стар, — согласился с ним Черный Котел. — Но и мудр. Очень плохо, что голос мудрости тонет в призывах к войне… Иди, сын Маленькой Шляпы. Я дышу твоей ненавистью.
Всю обратную дорогу до нашего лагеря Чарли кипел от негодования, обзывая вождей то трусами, то старыми, ни на что не годными индюками.
В конце октября после длительных дебатов и разногласий мирный договор был достигнут. Подписавшиеся под ним вожди обязались увести своих людей за Арканзас и никогда, ни под каким предлогом, не покидать резервации. Иными словами, не возвращаться в долины Смокки-Хилл и Рипабликэн, чтобы не мешать прокладке железной дороги «Канзас-Пасифик».
Может быть, эти договоренности и отвечали насущным интересам организаторов переговоров, но полного удовлетворения они вряд ли получили. Почему? Очень просто. По своим соображениям такие влиятельные лидеры южных шайенов, как Римский Нос, Черный Волк и другие не сочли нужным поставить символы под условиями договора. А это означало одно: самая боевая часть шайенов осталась на Тропе Войны. Римский Нос отказался отречься от своей родины, и триста его последователей поддержали его, вернувшись в долину Смокки-Хилл.
Всю зиму и большую часть весны 68 — го года я провел в лагере Римского Носа на пологих берегах истоков Смокки-Хилл. Военные нас не беспокоили, пищи и топлива было вдоволь. Уже в феврале к нам начали прибывать первые шайены и арапахи, которым опротивела полуголодная жизнь за Арканзасом. Белые снова обманули индейцев. Обещанные по договору продукты, оружие для охоты, одежда поступали в индейские лагеря в мизерных количествах, нерегулярно. И никакие увещевания старых вождей не могли остановить молодых воинов. Те шли на север, к Римскому Носу, грабя пристанционные поселки, уводя скот с ферм и захватывая в плен или уничтожая бледнолицых, какие попадались на пути.
Одна такая группа молодых шайенов в начале мая приехала в наш лагерь с белым пленником. Привыкнув за это время к тому, что индейцы привозили с собой американцев, которых обменивали потом на плененных армией воинов, я без особого интереса наблюдал за их приближением, сидя с Чарли Бентом возле палатки.
— Еще один неудачник, — заметил Бент.
— Почему же неудачник? — возразил я. — Он жив и пойдет в обмен в отличие от тех, кого приканчивают сразу… Ого! — вырвалось у меня, когда американец приблизился. — Да он еще и не связан!
Действительно, белый сам управлял лошадью, чего не позволялось другим пленникам.
Я напряг зрение, рассматривая внешность плечистого всадника.
— Бог ты мой! — воскликнул я, вскакивая на ноги. — Так это же Черный Тони!
Мне трудно было ошибиться. Такого крупного лица, утопавшего в жгучей черной бороде, больше не существовало на свете.
Я подбежал к Сайкзу и буквально стащил его с лошади, заключив в объятия.
— Полегче, Кэтлин! — зарокотал он. — Ты сломаешь мне ребра!
Почти три года я томился в неведении относительно пропавшей Лауры. Я страдал, как никто из влюбленных, и вот, кажется, настал конец неопределенности. Можно было от чего потерять голову.
— Рассказывай, черт побери, где Лаура? — тряся плечи Сайкза, прокричал я.
— Да жива она, жива, Кэтлин, — вырвавшись из моих тисков, сказал он. — Жива, здорова, стала взрослей и по-прежнему любит тебя одного.
— Где она?
— Пока ты мне не дашь напиться воды и поесть, я не скажу тебе ни слова.
— Хорошо, только скажи, как ты вообще туг оказался?
— Как я оказался здесь? — проговорил он, когда мы тронулись к палатке. — Получилось так, что по пути в резервацию мескалеро я напоролся на твоих индейцев. Они застали меня врасплох. Поняв, что это шайены, я откинул винчестер в сторону и показал им на языке знаков, что ищу тебя, Кэтлин. — Сайкз широко улыбнулся. — Это конечно неправда, но мне нужно было как-то выкручиваться. В общем, мне поверили, и вот я здесь.
В палатке Сайкза угостили супом из бизоньего мяса и поджаренным на углях языком. Когда он достал из кармана сигару и раскурил ее, я снова спросил ею о местонахождении Лауры.
— Слушай, Кэтлин, — остановил он меня. — Тебе не интересно узнать, где была она все эти годы, что происходило с нами?.. Ведь не убегу я отсюда прямо сейчас!
— Ну, хорошо, черт возьми! — сдался я. — Рассказывай!
— Открой уши пошире, это будет занимательная повесть. — предупредил он.
Сайкз не преувеличивал. Мы с Чарли слушали его, забыв обо всем на свете.
Глава 18
(Рассказ Сайкза. )
Конец лета 65 — го года мы провели в Канзас-Сити. После удачной торговли с южными племенами у нас хватало денег, чтобы кутить и веселиться напропалую. Самые роскошные апартаменты центрального отеля были в нашем распоряжении.