Белый Тигр
Шрифт:
Пристроился в сторонке и уставился на вход. Жду, вдруг она выйдет.
Рядом со мной остановил свой экипаж рикша, маленький, тощий, небритый, смертельно усталый. Обтер лицо и ноги тряпкой и завалился спать прямо на земле. На его таратайке красовалась реклама:
ВАМ ДОСАЖДАЕТ ИЗБЫТОЧНЫЙ ВЕС? ПОЗВОНИТЕ ДЖИММИ СИНГХУ В ГИМНАСТИЧЕСКИЙ ЗАЛ «МЕТРО»:
9811789289
С плаката улыбался мускулистый красавец-американец. Рикша похрапывал.
В гостинице меня, как видно, приметили — в дверях вырос полицейский, посмотрел на машину и зашагал вниз по ступенькам.
Я
По Бангалору я тоже нередко езжу по ночам, и ничего, никаких особых эмоций. Но тогда, в Дели, со мной творилось что-то непостижимое. Во мне будто что-то пылало — и казалось, город тоже охвачен изнутри пламенем.
На душе у меня было горько. И город в оранжевом свете уличных фонарей тоже был весь пропитан горечью.
Скажи мне про гражданскую войну, просил я.
И Дели говорил про гражданскую войну.
Вот на разделительном островке посреди дороги, вокруг перевернутой цветочной вазы, расселись трое мусульман и с открытыми ртами внимают пожилому человеку в белой чалме, а тот говорит и говорит, подняв палец, — похоже, проповедует. Мимо светящимся потоком несутся машины, за шумом не слышно голоса, — а он пророчествует в центре огромного города, и никто, кроме трех апостолов, не слышит его. Он провозглашает мятеж, а перед ним его генералы. И цветочная ваза — своеобразный символ.
Скажи мне про кровь на улицах, просил я.
И Дели говорил про кровь на улицах.
Вот в тусклом свете фонарей на перекрестках, возле храмов, под деревьями, вокруг уличных скамеек собираются люди, и спорят, и произносят речи, и читают друг другу вслух, в руках у них газеты, журналы, священные книги, манифесты Коммунистической партии. Что они так жарко обсуждают?
Конец света, не иначе. А что еще?
И если взаправду вспыхнет бунт, просил я, обещай мне, что первым расправятся с ним — с жирным толстошеим мерзавцем.
Сидящий на обочине нищий, почти голый, покрытый коростой грязи, с копной спутанных нечесаных волос, повернулся и поглядел мне в глаза:
Обещаю.
В забор вокруг «Букингемского Дворца, корпус В», в качестве средства против грабителей вмурованы осколки цветного стекла. В свете фар моей машины они засверкали, обратив стену в переливающееся всеми цветами радуги чудище.
Увидев, что я вернулся один, швейцар вытаращился на меня. Придется заплатить. А то уже второй раз попадаюсь ему на глаза один в машине.
На парковке я пробрался на заднее место и провел рукой по коже сиденья. Три раза по всей длине подушки. И нашел, что искал.
И поднес к свету.
Это был длинный золотой волос!
Он до сих пор лежит у меня в ящике стола.
ШЕСТАЯ НОЧЬ
Богатые и бедные мечтают совсем о разном, правда ведь?
Бедняки грезят о том, как бы наесться досыта и хоть с виду походить на богатых. А о чем фантазируют богатые?
О том, как бы сбросить вес и уподобиться беднякам.
Каждый вечер огороженная территория вокруг «Букингемского дворца, корпус В» превращается в спортивную площадку. Жирные, пузатые мужчины и еще более жирные и пузатые женщины с обширными пятнами пота под мышками выходят на вечерний «моцион».
Понимаете, у нас в Дели богатые засиживаются за столом допоздна, едят и пьют неумеренно много и замечательно быстро толстеют. Вот и «совершают моцион», чтобы сбросить вес. Мне говорили, в других странах богатые занимаются бегом. А у нас прогуливаются.
Куда нормальный человек отправится прогуляться? Уж конечно на природу — к реке, в парк, на опушку леса.
Но градостроительный гений, спроектировавший для богатых эту часть Гургаона, не предусмотрел ни парков, ни лужаек, ни спортплощадок — только жилые башни, гостиницы и торговые центры. Нет, тротуары, ясное дело, есть, но богатые брезгуют фланировать по дорожкам, которыми ходят бедные. Так что гуляют они исключительно по огороженной территории вокруг дома, в котором живут.
А на прогулке потеешь, так ведь? Тебе нужно полотенце, нужна вода. И пока тучные ходят кругами вокруг жилого корпуса, их тощие слуги караулят хозяев, вооруженные минералкой и свежими полотенцами. Круг совершен, хозяин подходит к слуге, делает глоток из бутылки, вытирает пот, сует бутылку и полотенце обратно шоферу и заходит на второй круг.
Меченый с бутылкой и пропитанным хозяйским потом полотенцем занимал позицию на трассе. Каждые несколько минут он поворачивался ко мне и вращал глазами — у его босса, сталеторговца, вдруг выросла на лысой голове густая черная шевелюра. В Англию за париком ездил, бешеные деньги заплатил. В обезьяньем кружке шоферов тема парика горячо обсуждалась. Кое-кто даже предложил Меченому десять рупий, если резко затормозит или на скорости наедет на ухаб и парик с головы хозяина свалится.
Каждый вечер обезьяний кружок перемывал косточки хозяевам, только про развод не заговаривали. Я бы им показал развод. Никому не позволю лезть в семейные тайны мистера Ашока.
С полотенцем на плече и минералкой в руках я стоял всего в нескольких футах от Меченого.
Мистер Ашок завершал свой третий круг — я уже чувствовал запах его пота. Он допил минералку, утерся и повесил полотенце обратно мне на плечо.
— Я закончил, Балрам. Отнесешь вещи наверх, хорошо?
— Да, сэр.
Я проводил его глазами до подъезда. На прогулки он выходил раза два в неделю, что, конечно, не могло компенсировать его ночные вылазки — из-под белой футболки отчетливо выпирало брюхо. В те дни все в нем мне было противно.
Я сделал Меченому знак — опустил большой палец вниз. Он понял.
В темноте парковки я ждал его минут десять. Наконец до меня донесся запах пота торговца сталью, потом послышались шаги и появился Меченый. Я подозвал его поближе к своей «Хонде Сити» — ныне единственному месту на земле, где я чувствовал себя в безопасности.
— Что тебе, Мышонок? Журнальчик дать?
— Да нет. Я насчет другого.
Я присел на корточки, поскреб пальцем покрышку своей машины. Он присел рядом.
Я показал ему запястье, вокруг него обвивался тонкий волосяной браслет — мой талисман. Меченый наклонился поближе, пощупал его, понюхал.