Шрифт:
Annotation
Если следовать за своей местью, безжалостно стремясь к своей цели. Цвет одежды сменится, как и цвет души.
Ксенофонтия
Ксенофонтия
Белый Воин-Дари.
Край
Только один человек не собирался засыпать, он гордо сидел на своем белом "корабле пустыни". Да верблюд был белым, очень редкий и очень выносливый, под стать своему хозяину. Они стоили друг друга.
Вот солнце совсем зашло, и животное без понуканий тронулось с места. Резко похолодало. Но путников это не испугало, скорее им было бы странно и непривычно без столь резкого изменения температуры. Дорога предстояла неблизкая. Неделя пути, одинокий путешественник и его дромадер(1), это точно привлечет ненужное внимание и накличет беду. Но от чего, же только увидев эту странную пару, любители легкой наживы разворачиваются вспять? Будто белые одеяния скитальца и такой же белый верблюд вселяют страх. Или уважение? Только пустыня знает ответ, и она иногда раскрывает свои секреты.
– Ну что Камар(2). Быстрее?
Дромадер послушно ускорил ход, ни сожаления, ни грусти не было. В этом городе их ничего не держало, как и во всех других.
Маршрут давно уже был проложен, от одной стоянки до другой, так что неожиданностей и неприятностей не предвиделось. Первая остановка на следующую ночь.
Барханы чистые и незапятнанные. Да и трудно запятнать то, что так быстро меняется. Одинаковые песочные горы, для бедуина всегда будут разными, он слишком хорошо видит их изменчивость и в этом их красота.
Ночь прошла быстро, холод сменился нестерпимой жарой, солнце слепило глаза. Теплая одежда была убрана в седельные сумки, бурдюки с водой были прикрыты, чтобы не нагревались, лицо было прикрыто краем куфиё(3). Все, можно идти, предстоит еще длинный, пустынный день.
И снова ночь, уже не такая холодная, они добрались до первого оазиса на пути, следующий будет, только через три дня. Пальмы закрывали ночное небо, небольшой источник тихо журчал, пересекая весь зеленый островок, питая и освежая его. Странное зрелище, повернешься одной стороной, перед тобой зеленый рай, другой и перед тобой бескрайняя пустыня.
– Все, Камар, отдыхаем - ласково проговорил человек, снимая поклажу с уставшего животного. Верблюд благодарно наклонил голову и пошел к роднику, хозяин отправился следом, еще не скоро они увидят чистой и прохладной воды, надо подготовиться.
Бурдюки были наполнены, сумки с едой набиты инжиром, можно ложиться на ночлег. Не разжигая, костра мужчина пристроился к боку животного и укрылся пледом из верблюжьей шерсти. Спать оставалось четыре часа.
Еще шесть дней пути, где каждый день походил один на другой, все та же пустыня, изредка сменяющаяся зелеными проблесками оазисов или пустынных миражей. И вот они пришли. Шумный палаточный город бедуинов посреди большого оазиса.
Арист(4) поморщился, сложно после недели безмолвствия, снова привыкнуть к шуму человеческих жилищ. Надо где-то устроиться, а еще поесть, инжир и вяленое мясо уже набили оскомину.
Но в первую очередь нужно пристроить Камара, а о себе он позаботится позже.
Белая палатка из верблюжьей шерсти очень ярко выделялось посреди оазиса, на фоне песка она почти бы сливалась. Но здесь город, можно и не прятаться. Устроившись у выхода, мужчина достал трубку и заправил табаком. Кальян он не любил, предпочитая европейскую привычку, хотя табак стоил очень не дешево. Можно себе и позволить эту чудаковатость, семьи нет, родственников тоже, тратить больше не на кого.
Солнце клонилось к закату город, оживал, тут и там слышен говор немногочисленных жителей. Сегодня праздник пустыни, пустыня услышит, пустыня поймет, Великий праздник! Великий, для живущих в пустыне.
Призывный стук дарбук(5), праздник начался, надо идти.
– Ас-саляму "алейка, Арист.
– Ва-алейка ас-салям ва-рахмату-Ллах (6).
Мужчины крепко обнялись. Старое морщинистое лицо с улыбкой смотрело, на молодого бедуина. В чем-то Джабир(7) заменил отца, страннику.
– Ты все же нас посетил?
– Я не мог пропустить праздник - губы пытались растянуться в ответной улыбке, но замерли на полпути, так и не улыбнувшись. Когда долго не выражаешь свои чувства, трудно показать хоть отблеск своей пока еще не очерствевшей души. Но старому арабу, было довольно и этого. Он благодушно похлопал его по плечу, признавая попытку.
– Да праздник пустыни ты точно не пропустишь.
– Моя дарбука все еще у тебя?
– Да, храню, как зеницу ока. Ты ведь нам еще сыграешь?
– Песню пустыни?
– Да.
Деревянный каркас, с натянутой кожей козы. Ничего особенного, но только им можно передать дух пустыни, ее мощь. Ритмичный перестук пальцами и ладонью, то тихо..... То оглушительно громко, как будто биение центра земли.
Арист сел в центре круга со своей дарбукой, отполированной до блеска, от постоянного использования. Мужчина любовно погладил инструмент, приглушенно пробарабанил пальцами по кромке, вспоминая ритм. Потом все набирая темп, закрыл глаза.
– Приди ко мне. Будь со мной. Мы всегда будем вместе. Ты мой...
– пустыня. Она зовет, она просит.
Инструмент запел, нет, не мелодично, как флейта или струнные, свой ритм. Биение сердца шум песка и ветра.
– ДумДум-текДум-Текатек-ДумДум
К первому голосу присоединились другие, не столь яркие, чуть приглушенные, они добавляли новое звучание, ограняя алмаз, превращая в бриллиант.
– думдум-текДум-Текатек-думдум
Пустыня она говорит, говорит сквозь песню и биение сердца, она слышит нас.
– Вы мои, я с вами, я вам помогу, но вы останетесь со мной навсегда.
Это не пугало. Пустыня учит, воспитывает, она как мать. Все мы вышли из нее и вернемся к ней.