Белый вор

Сорокин Александр Сергеевич

В коридоре послышались шаги.

Экс-капитан кошкой соскочил с тумбочки, двинул её на место. Лёг на кровать, притворившись спящим. Банку с чефирём задвинул под тумбочку спящему соседу.

В камеру вошли два контролёра. Один – главный, прапор. Второй – старшина. Они сразу подошли к койке Степанова. Глумливо улыбались.

– У тебя аппендицит?

– Нет.

– Живот не болит?

– Не жалуюсь, - козырьком ладони Степнов закрывал глаза от света.

– У меня живот болит, - сориентировался экс-капитан.

– Заткнись! – оборвал

прапор.

В камеру вошли с носилками ещё два контролёра и медсестра. Вопреки воле Степанова ему сделали укол в плечо, от которого он свалился почти в мгновенный сон.

Погрузили на носилки и понесли.

Сознание вернулось к бывшему майору в вертолёте. Повязка, которой ему завязали глаза, сползла, из-под неё сначала он различил колеблющуюся, обитую светлым металлом стену, только потом – в полумраке под аккумуляторными лампами выресовылись фигуры людей.

Два человека сидели на лавках напротив друг-друга и тихо по-приятельски разговаривали. Мерный звук двигателя и шум вибрации ботов не давали возможности различить слова.

Появление Странника на мусорской зоне, встреча с ним в медпункте казались бывшему майору дурным сном. Болевшая голова, ломота в теле, полупьяное состояние готовились подтвердить иллюзию.

Степанов видел не вдалеке человека со сверкавшими под лампой погонами полковника, напротив - прощелыгу в кожаной куртке, не рассчитывая встретить знакомых. Внезапный проблеск возвратившихся чувств чётко выдал известные до боли лица. Степанов застонал. Мужчины посмотрели на него. Полковником был Василий Николаевич, у которого Степанов до ареста в Магадане, щуплым человеком в кожаной куртке – Странник. Мирный характер их беседы не оставлял сомнений, почему провалилась операция по захвату магаданского общака, руководимая Василием Николаевичем. За тогдашний провал полетели с должностей командиры местных ОМОНа и СОБРа. Василий Николаевич не пострадал. Продажный мент и авторитет из бывших прокурорских работников, ведшие двойную игру, им было о чём по-товарищески поговорить.

Безумные мысли роились в голове Степанова. Он размышлял, не удастся ли разомкнуть наручники на запястьях, влететь в кабину пилотов, запереться там и принудить вертолёт сесть на крышу облуправления. Он бы расквитался с братом и полковником, сдал бы правосудию тёпленькими. Мечты- фантазии…

После двух посадок, где Степановы не выпускали, вертолёт наконец приземлился у заброшенного пакгауза. Странник снял со Степанова наручники. Не сказал ни слова.

Вертолёт, подняв пургу пропеллером, улетел, а бывший майор остался стоять у косых стен строения, откуда тонкие рельсы и прикрытые сухим бурьяном шпалы уходили в клубившуюся туманом даль.

16

НАЧИСТОТУ

В Магадане Степанов разыскал квартиру Попова. Отставной шаман открыл ему не без удивления. Попов был уверен, что не встретит больше Степанова. Неизвестно, полагал ли он, что майор мёртв, или с честью возвратился в столицу.

Рудник дома не оказалось. Она уехала навестить соплеменников в стойбище. Ребёнка она оставила у деда.

Попов кормил урода из бутылочки с соской. Отродье Странника стремительно крепчало, зайдя с дедом к ребёнку, Степанов заметил значительное округление младенца. Майор отвернулся. Его выворачивало смотреть на вдавленный лоб, расщелину вместо челюсти, руки как корявые ветви кустарника пустыни.

Бог наказал Странника в потомстве, но страдала мать – Рудник. Попов привык к маленькому уродцу. Кормил его молочными смесями без отвращения. Младенец привязался к деду и благодарил его гримасой, отдалённо напоминавшей улыбку.

Степанов попросился пожить: больше негде. Дед неохотно предложил майору спать в комнате Рудник, рядом с младенцем. Успокоил, накормленный ребёнок орёт по ночам не больно.

Степанов ворочался на диване. Лунный свет падал между штор из окна. Майор видел выпроставшуюся из кроватки ручку с шестью пальцами, ноготками-коготками.

На душе скребли кошки. Не по себе ему было ночевать у Попова, вынуждали обстоятельства. Надо кое-что разузнать в Магадане, а то и свести счёт.

Под утро Степанов провалился в короткий сон без сновидений. Часы показывали полпятого, когда он смутно различил шаги в коридоре. Сквозь сон Степанов подумал, что ему показалось. Он перевернулся от стены к дверям и увидел у дивана ноги Попова.

Степанов вскочил мгновенно. Выражение лица отставного шамана не предвещало ничего хорошего.

В пятне лунного света в углу резко проступала грубая резьба скуластого эвенского идола.

Попов был в удивительно нешедшей его сгорбленной фигуре полосатой пижаме, тапочках на босу ногу. Он попытался улыбнуться. Уголки губ дрогнули, но не растянулись. Лишь запульсировали живчиками.

– Чего тебе надо, дед? – тёр глаза Степанов. Он вспомнил рассказ Рудник, как дед ходит по ночам. Ошибка Степанова, не запер на ночь дверь.

Попов прятал напряжение. Плечи выдавали его, трясясь.

– Уходить тебе надо, майор.

– Уходить? –недоумевал Степанов. – Сейчас?

– Утром уйдёшь, - твёрдо сказал дед.

– А чего?

– Не по понятиям мне, чтобы ты спал у меня.

– Не по понятиям?

Попов смутился:

– Не по закону… Тундры, - обманно ткнул пальцем в угол. – Эвенский бог чужому человеку гостить не велит. Я же шаман, бывший…

– А я мент – бывший.

Попов вздохнул:

– Мент- есть мент. В крови.

– Погоди, дед. Мне про Странного информацию бы собрать…

– Чего ему мстить желаешь? Он тебя из зоны выкупил.

– Куда выкупил? Жить мне вне закона? Воровать и грабить, как он?

Попов повёл головой:

– Я и говорю- мент.

Степанов загорячился:

– Тебе, Попов, бог эвенский не велит меня держать. Мне же западло принимать одолжение от ублюдка. Меня они унижают.