Белый ворон Одина
Шрифт:
Затем вперед вышел Финн. Он, как и Квасир, являлся боевым командиром моей ватаги. Правда, Квасир в последнее время больше помалкивал и вообще выглядел не в меру озабоченным. Я объяснял это присутствием Торгунны: как известно, где женщины, там и заботы.
— Вы слышали, что сказал ярл Орм, — пророкотал Финн. — Вы обязаны повиноваться ему! А также повиноваться мне и Квасиру Плевку, поскольку мы — это правая и левая рука ярла. Вы все не новички на войне, поэтому я не буду морочить вам голову речами о Рубящих Человеков и Кормящих Орлов.
Тут Финн вытащил наружу свой длинный «римский костыль» и кровожадно ухмыльнулся.
— Просто помните, кто ваш предводитель! Это ярл Орм, который убил белого медведя. Тот самый ярл Орм, который стоял на могиле Аттилы, повелителя гуннов, и видел столько серебра зараз, сколько вам и за тысячу жизней не увидеть. Ярл Орм, который вместе с римлянами сражался против серкландцев. Ярл Орм, которого сам император Великого Города называл своим другом.
Я только диву давался, откуда Финн взял все это. Как-то не припомню, чтобы совершал перечисленные им подвиги. Однако боевому командиру виднее, что говорить перед схваткой. Слушатели его и впрямь заметно воодушевились. Если б нам не надо было сохранять тишину, они наверняка бы откликнулись победным ревом и грохотом щитов.
А позже, когда мы уже высаживались на берег, я случайно встретился глазами с Торкелем: он улыбнулся мне и взмахнул топором в знак приветствия. И я подумал, что, наверное, Финн прав: мне есть чем гордиться. В свои двадцать два года я давно уже успел повзрослеть и возмужать. Теперь никто бы не узнал во мне того нескладного мальчишку, каким я был шесть лет назад. На память пришла далекая ночь, очень похожая на нынешнюю: тот же предрассветный сумрак, такой же галечный пляж под ногами. Тогда Торкель сделал шаг в сторону, без боя уступив мне свое место в Обетном Братстве. Я на ходу прикоснулся к серебряной цепи у себя на шее: две драконьи головы злобно скалятся друг на друга. Эта гривна ярла — знак власти, полученной мною по праву.
Никто не окликнул нас по дороге, пока мы пробирались к лагерю Клеркона. И вот уже битый час мы наблюдаем за становищем, пытаясь высмотреть достойных воинов. Напрасный труд — мы так никого и не увидели. С деревьев капало, в роще перекликались редкие птицы. Вот одна из них метнулась в нашу сторону и, напуганная присутствием людей, тут же улетела прочь, оглашая окрестности своим клокотанием. Мне это очень не понравилось, и я вполголоса выругался.
— Лучше не тянуть, — пробормотал Квасир, приблизив свое лицо к моему (меня тут же окатило рыбным запахом). — Все равно, рано или поздно, придется это сделать. Нам ведь еще надо возвращаться на корабль, а уже светает.
Небо и вправду окрасилось в серо-жемчужный цвет и теперь струило потоки жидкого свинца на скопление жалких хижин под нами. Я поднялся со своего места и вытащил меч из ножен. На сей раз я взял с собой не саблю, но надежный добрый меч — тот самый, что некогда получил из рук самого конунга Эйрика. Его крестовина имела кованые вставки, а навершие украшало толстое серебряное кольцо. Щит я тоже с собой захватил, но, по правде говоря, толку от него было немного. Носил я его, скорее, для виду, поскольку на левой руке у меня недоставало двух пальцев, а с таким оснащением, как вы понимаете, щит особо не удержишь. Достаточно было одного хорошего удара, чтобы вся моя защита улетела прочь.
Финн — раскрасневшийся, хищно ощерившийся, со своим «костылем» в зубах — ринулся вперед сквозь редкий перелесок, где мы отсиживались. В правой руке он сжимал длинный и мощный клинок по имени Годи. Щита у него с собой не было, поскольку Финн не желал занимать им ладонь. Левую руку он предназначал для «римского костыля».
Остальные побратимы потянулись следом. Плотно сомкнув ряды, они бесшумно скользили вниз по склону, и мне снова пришло на ум сравнение с волчьей стаей. Умелые и безжалостные убийцы — вот кем были мои побратимы в тот миг.
Финн уже выскочил на опушку, как раз неподалеку от того места, где двое траллов справляли нужду. Убедившись, что его заметили (а, следовательно, скрываться незачем), Финн перестал сдерживать себя. Выдернув кинжал из зубов, он запрокинул голову и завыл по-волчьи. Уж не знаю, что в тот миг почувствовали незадачливые рабы, но лично у меня волосы на руках зашевелились и встали дыбом.
Думаю, первые траллы даже не успели испугаться. Только они было разинули рты в беззвучном крике, как тут же налетела свора побратимов, и несчастные рабы попросту исчезли в вихре смертоносных ударов — их разметало по окрестным кустам вместе с развевающимися кьявалами.Да… похоже, настоящих воинов мы здесь не встретим.
Впрочем, один все же сыскался — если только его можно назвать воином. Он возник в дверном проеме — здоровенный мужик, голый до пояса, в черной бороде разверст красный слюнявый рот. В руке он держал огромный меч — из тех, что называют сокрушителями щитов — и беспорядочно им размахивал.
Однако надеяться Безумной Бороде было не на что. Финн и Квасир сразу же взяли его в «клещи». Подобно двум хищным волкам, они скользнули к мужику — один слева, другой справа. И пока тот бестолково вертелся, пытаясь сообразить, с кем же сразиться вначале, Финн метнул в него свой «римский костыль». В тот же миг Квасир ударил топором. Впрочем, с первым ударом старина Квасир промахнулся чуть ли не на фут. Но это не имело большого значения, поскольку одному против двоих все равно не выстоять.
Когда они наконец угомонились и, тяжело дыша, отступили в сторону, я увидел, что от несчастного ничего не осталось. Вернее, осталась куча окровавленных ошметков, в которых я с удивлением узнал нашего бывшего соратника по имени Амунд Задира. Три лета назад мы сидели с ним возле одного костра, вместе хлебали эль и смеялись шуткам товарищей.
— Ну, и хватит с него! — прорычал Финн, пнув напоследок кровавые останки. После этого метнул в Квасира злобный взгляд и проворчал: — Ты, похоже, давно не практиковался со своим чертовым топором… совсем разучился!
На мою долю в этой схватке выпало совсем немного. Я только и успел, что разок замахнуться мечом на парочку траллов, которые выскочили мне навстречу с деревянными секирами. Смех, да и только… Услышав мой воинственный рев, рабы побросали свое немудрящее оружие и припустили прочь. Так что я просто стоял и наблюдал за побратимами. В конце концов, в большинстве своем они были новыми людьми, и я никогда прежде не видал их в деле. На своих старых друзей я поглядывал лишь краем глаза. Я и так знал, что они ведут себя, как свора гончих псов, слишком долго просидевших в загоне и наконец-то выпущенных на волю.