Белый ворон
Шрифт:
В конце концов, он вытащил их и понял, что отхватит от отца. Но это было последним делом, о котором он будет волноваться. Дома его еще ждали уроки.
Проболтавшись по городу три с лишним часа, мальчик все же вернулся домой, кроссовки еще не высохли. Он положил их на батарею, машинально придумывая тупую отмазку для отца, как вдруг услышал кое-что посильнее холодных ног:
«Можно еще чая?» – голосом Джейн.
Отчаянье нахлынуло волной и захлестнуло с головой.
Он тихой мышью пробрался в свою комнату и провел там остаток вечера, вслушиваясь в разговоры уже о жизни Джейн и отца. Боже, как же он сейчас всех ненавидел. Мать, за то, что родила и умерла, отца за
***
Утренние лучи солнца… хотя погодите, не было никаких утренних лучей! Был жуткий визг будильника из-под подушки и нарастающая с каждой секундой головная боль.
– Плохо выглядишь, Денис, – заметил отец, насыпая в кофе сахар.
Дин сидел за столом, стараясь вообще не смыкать глаза, дабы не заснуть прямо за столом.
– Голова не болит? – снова спросил отец.
– Нет.
Голова раскалывалась.
Мальчик встал, как только отец сел. Ловцов сердито вздохнул и продолжил читать утреннюю газету. Дин не любил тот кофе, который пил отец, сваренный с молоком и сделанный с потрясающей пенкой сверху, он любил жесткий, оседающий, до ужаса горький из кофейника. Ценность кофейника была в том, что его отец привез аж из Америки, после какой-то там экспедиции. С тех пор Дин спокойно может позволить себе не спать до утра, а встав, выпить чашку черного и жить, как ни в чем не бывало, но все это до поры до времени, пока действует кофеин, докидываться приходится дешевым из кофеен по пути в студию, иначе там можно умереть.
– Вчера приходила женщина с американской балетной студии, ну думаю, что тебе это интересно, но выслушай. Тебе предлагают обучение в элитной студии у двух балетмейстеров. Они хотят взяться за тебя.
– Дорого?
– Деньги я найду. Проживание, сказали, оплатит школа. Дин, только представь!..
– Я согласен, – быстро выпалил Дин. Меньше всего ему хотелось сейчас играть в раздумья, интерес и вслушивание во впервые услышанное заявление.
Отец секунду помолчал.
– Что, вот так просто, не подумав и с полгода, просто согласишься уехать в другую страну?
– Америка, – пожал плечами он, повернувшись. – Там у меня больше шансов, да и от Питера я маленько устаю. Еще и школа, наверняка лучше.
– Да, кстати, твоя классная говорила, что у тебя тройки по всем предметам.
Дин отвернулся к окну.
– Гнилой человек всегда пытается замарать гнилью других, главное, отрицая свою поганость.
На выходе Дин дотронулся до кроссовок. Они оставались холодными.
Не смотря на то, что был сентябрь, все уже успели нахватать двоек и ходить заглаживать их муторными, болезненными пересдачами. Отличниц, а точнее их статус и путь в несуществующую мечту, волновали даже четверки. Пережив ГИА, нельзя было расслабляться и перед ЕГЭ, год пролетит незаметно, это знали и сами десятиклассники и без всяких угроз пекущихся учителей.
Дину запомнится этот день, он пообещал себе никогда больше не возвращаться в стены неоправданных истерик и суеты без повода. Неплохо было бы выбить дверь математички ногой, после пятнадцатиминутного опоздания, или покормить рыбок руссички пончиками, но тогда он имел шанс не уйти из школы, а вылететь, что сильно ударило бы по его самолюбию. Точнее тому, что от него осталось.
Лера перестала пользоваться косметикой, как только она перестала маскировать темные круги под глазами. Это стало по факту бессмысленным загрязнением пор. Зная это, Дин не обижался, когда она не здоровалась с ним по утрам, но знал, что она просто спит.
Математичка задерживалась. Это было привычным делом, если было не на кого поорать. Дин уже задумывался о том, что выбитая дверь в этот день была бы не лишней. Кто спал, а кто зубрил. В классе было не особо шумно, трещать было не о чем, всех интересовал только вопрос о сдачи экзаменов и о том, как дожить до выходных, зная то, что сегодня только вторник.
Кто-то выключил свет, наступил полумрак. Послышались безмолвные захлопывания книг и раскатывающаяся по пространству мертвая тишина. Никто не издавал ни звука. Такой момент нельзя было упускать. Дин прикрыл глаза и расслабился на неудобном стуле, пытаясь поймать ощущение, которое он уже никогда не испытает.
– Ловцов! – окликнули его со стороны. Он открыл глаза и посмотрел в сторону одноклассников. – Иди сюда!
Дин нехотя подошел к группке веселящихся ребят.
– До нас тут слухи дошли, что ты школу бросать собрался?
– Да? Впервые слышу.
Рослые парни, выглядящие старше и сильнее Дина, насмешливо переглянулись.
– То есть, твой отец врал?
– Вам что надо?
– Оу, только не начинай злиться, Снежинка! Я не хочу ходить с выбитой балериной челюстью! – заливисто засмеялся Кравцов и его смех подхватили все остальные.
Будь Дин года на два младше, он бы с радостью выбил Кравцу челюсть, но в силу своей усталости, подавляющей даже гнев, он не стал тратить силы на то, чтобы возражать и просто пошел домой. Это, все-таки, его последний день, нельзя оставлять плохое впечатление, уходя. Сжигать мосты – не самая лучшая привычка.
Дома он не нашел более интересного занятия, кроме как разборка шкафа. Вещи надо собирать уже сейчас, в эту самую секунду, потому что вечером в восемь часов у него самолет в Сан-Диего. Думать об этом не хотелось, искать плюсы тоже. От пустой головы становилось незначительно легче, так лишнее не напрягало и не заставляло нервничать.
Отец был на работе, поэтому Дин позволил себе самый черный кофе, самую старую и замызганную футболку, которую нашел на дне сумки, не разобранной с поездки в Лондон трехлетней давности, и раскиданные вещи по всему полу, что наступить было страшно. Тогда он зачётно выпустил гнев. Ему просто хотелось, он не мог не сделать этого назло всему миру, будто доказывая, что он не боится их, он может делать плохо, не мог не ткнуть их в лицо своей беспорядочностью и невоспитанностью, о которой пришлось забыть на порядочный отрывок времени. Дин не меняется. Люди в принципе не меняются. Они просто закапывают свои худшие стороны в землю, когда им это выгодно и нужно, а потом они просто приходят вечером к могиле и стучатся в гроб. Это никуда не денется. Оно будет рядом, пока не оглянешься. Тогда оно станет еще ближе.
Обходя уже подсобранные расфасованные кучки одежды и несвязанных предметов, по привычке на носках, Дин, под приятную туманную музыку, подошел к столу и прочитал несколько уведомлений из чатов. Классная удалила его из школьной группы, Джейн пишет тридцать девятое сообщение со справками о том, как вести себя в Сан-Диего, отец что-то шлет про сборы и еще много ненужной ерунды. Надо бы сменить сим-ку в Америке. И телефон, желательно, там хорошие телефоны, наверняка, дешевле.
Упиваясь одиночеством и долгожданным выплеском эмоций, Дин не заметил, как время подошло к шести, семи и, наконец, восьми.