Белый ворон
Шрифт:
– Меня вызвали, сказали, что дело срочное, – мистер Блексмит бросил на сына незначительный взгляд оценивания, – а ты неплохо бегаешь.
– Спасибо… – Уилл проводил уходящего отца взглядом. С кончиков его волос падали капельки пота.
Уилл не любил проводить утро в одиночестве. Он вообще не любил одиночество, поэтому всегда был либо на поле с мячом, где мыслей не так много или с командой, где плохое незримо. Будучи капитаном, он всегда принимал на себя удар поражения, брал на себя вину, хоть и редко был в этом виноват. Этим он с детства гнетет себя. Постоянный гнет, недовольства тренера, ненависть со стороны самого себя вошла в привычку, он начал придираться к мелочам и тем самым заработал низкую самооценку. Самооценка важна, каким бы шатким не было ее состояние, особенно важна она для спортсмена. Трудно вставать по утрам, выходить каждый раз на игру, просто на поле, будучи уверенным, что каждый смеется над тобой, считает глупым, и все твои поступки катятся в бездну. Уилл, может быть, покажется многим резким, где-то самоуверенным, где-то наглым, но все это не от уверенности в себе, не от завышенного чувства собственной важности, все это от одного. От неуверенности в себе. Многие, кому он говорил об этом, советовали ему повзрослеть и вытереть сопли, задуматься о карьере, начать уже встречаться с девочками, а не с утра до ночи кидать мяч в корзину. Но не Бетти. Бет догадывалась, что Уилл не так открыт, как кажется. Она будто видела всех насквозь.
Уилл окинул команду взглядом.
– Где Паркинсон, Кип и Ник? – спросил он громким голосом.
– Паркинсон слег с лихорадкой, – ответил Джин, – больше никто ничего не говорил.
Остальные подтвердили тихими кивками.
– Ладно, надо будет объяснить этим глухоманям, что я не просто так сказал, что мы собираемся в девять. Мяч в игре.
Как только мяч ударился о поверхность поля, началась полная неразбериха. Игроки, как сонные мухи, мотались за двумя-тремя живыми игроками, иногда закидывали несчастный мяч в корзину, с которым и так сегодня обращались хуже некуда. На все крики и вопли Уилла реакция была одинаково ровная, иногда ему казалось, что он кричит в пространство.
– Стоп, – пригоняя к себе мяч, сказал Уилл, – вы глупые или мяч видите впервые? Что за отвратительная игра?
Все стояли с виноватыми лицами, неактивно бегая глазами по полу.
– Еще раз. Либо мы играем как надо, либо не играем.
И во второй раз все повторилось, но в этот раз игра прервалась из-за другого. На поле снизошёл Ник.
Ник по своей природе был прирожденным игроком, Уилл был ему как брат, они были многим похожи и дружили за полем. Не смотря на это, Уилл на этой тренировке каждую секунду представлял, как разобьет ему лицо мячом.
– Ник, – с чувствуемым стебем, но больше с недовольством, протянул Уилл, беря мяч в руки и подходя к нему, – правила для всех одинаковые, никто не разрешал тебе приходить на полтора часа позже.
– Я знаю. Я не нарушил правила намеренно, – спокойно ответил Ник. Его глаза ни на секунду не выразили ничего, кроме полной уверенности и уравновешенности. От этого Уилл только больше заводился.
– Но ты пришел поздно. Для тебя тренировка сегодня отменена. Для тебя и только для тебя. Все остальные продолжают играть.
– Ты не напугаешь меня этим Уилл, я знаю, что я делаю.
– Поэтому ты сегодня биомусор, – Уилл демонстративно развернулся, кидая мяч на поле, – в моей игре нет слабых.
Моника Харпер была единственной девушкой в команде. Она была мяч так, что у противника выскакивали суставы из пальцев. Ее знали в трех гимназиях как настоящего демона баскетбольного меча, выбивающего мальчикам челюсти и не оставляющую противнику никаких шансов. Часто ее оставляли на скамейке запасных или убирали с поля по просьбе тренера сопернической команды, потому что уровень был неравным.
– Что тебе ответили из Лос-Анджелеса? – спросил Ник, пока Моника переобувалась.
– Сказали, что посмотрят на меня на матче с Стоунхиллом. Если честно, силы не равны.
– С чего ты взяла?
– Уилл потому в бешенстве, что никто сегодня не смог нормально бегать и прыгать. Ужасная выдалась тренировка. Не удивлюсь, что он в панике.
– Правда?.. из-за этого он не пустил меня на поле?
– Да. Ему нужно было плечо, на которое можно опереться и закинуть мяч в корзину, но его рядом не оказалось.
А все-таки в мире нет еще одной такой дуры, которая с легкостью признает это и посмеется.
Школа наполнялась людьми, Дин, сидящий в кабинете директора, слышал это изнутри.
– Учиться балету приехал? – читая документы и паспорт, спросил директор. А он не так глуп.
– Да.
За спиной Дина сидел новый белобрысый японец-литератор, внешностью отличающийся от классических учителей литературы: у него были светлые волосы, едва не касающиеся плеч, тонкие стрелки на глазах, делающие взгляд еще более резким и целеустремленным тебе в душу, и одежда, одежда была дорогой, почти полностью черной. Временами Дин чувствовал, как ему прожигают взглядом спину. От долгого молчания ему начинало казаться, что время остановилось, а японец сводит его с ума. Но мистер Кларк прервал эти мысли, любезно передав мальчику все его документы.
– Это была просто проверка, ты уже числишься как ученик нашей школы, – успокоил его Кларк, – тебе нужен гид?
– Да, не помешало бы.
Внутренне Дин молил, чтобы им оказалась Бетти Гомес тогда знакомство не будет таким тяжелым.
– Почему бы не Дебора Стоун? Она хорошо знает школу.
Надежда внутри Дина погасла. Через пять минут к кабинету директора подошла девушка в дорогой модной одежде и с пышными волосами чуть ли не во все стороны.
– Тебе что показать? – как бы просто так спросила она.
– Школу.
– Всю школу я тебе показывать не буду, в ней три корпуса, покажу тебе твой класс и, может быть, то, где ты будешь учиться.
В коридоре было шумно, но слова Деборы уловить было можно.
– Это столовая, это спортзал, тут учительский коридор, говорят, самый страшный кабинет у учителя математики, особенно плохо тем, кто пересдает проваленные тесты, одного мальчика в больницу с сердцем увезли. Кто бы мог подумать – молодой!
– У них у всех свои кабинеты?
– Это пошло с биологички, она пришла из академии и просто не могла сидеть и слушать красноречивые сплетни наших женщин, и ей отделили комнату. Там даже воздух другой, – отметила девушка, – Контингент у нас тут мутный, общаться со всеми сложно, а игнорировать людей нельзя, побьют, поэтому советую тебе влиться в баскетбольную команду, эти ребята тебя не оставят валяться в грязи, если ты не есть грязь. Самые отличные популярные личности – это Уилл Блексмит, он ведет баскетбол, Лили Каэр, она писатель и актив редакции школы, Килли Рассел, он же Дикобраз, прославился благодаря подрыву кабинета химии, еще есть Энн Томпсон, но она знаменита только тем, что стала первой четырехклассницей-обладательницей последнего айфона и Мака, который утопила в походе со школой. Но все они несравнимы с одним, единственным человеком, поистине значимым в этом…
Прямо около носа Дина распахнулась с ноги дверь кабинета информатики, чуть ли не следая с петель, полсекунды все наблюдали зрелище по виду тяжелого черного ботинка, купленного явно не у Гуччи, а где-нибудь на черном рынке, потом Бетти со своим привычным пафосом, жуткой харизмой и пофигизмом демонстративно вышла из класса, захлопывая дверь носком.
– Простите, не могла оставить этого говнюка без ущерба. Он поставил мне пару за диктант. Расходитесь, представление окончено!
Все, кто повернул головы, медленно возвращались к движению. Бетти обратила внимание на светленькую головку, чуть ниже нее и улыбнулась, идя мимо.