Белый вождь
Шрифт:
– Да, я пойду искать пане!
Последние слова были произнесены довольно громко и уверенно. Карлос принадлежал к числу тех людей, которые принимают решение быстро и потом настойчиво стремятся к своей цели. Негодование, вызванное подлостью и коварством, страх быть дурно принятым по возвращении домой, желание наказать предателей и слабая надежда возвратить хоть часть пропавшего – все это укрепляло его в принятом решении. Он готов уже был сообщить его своим спутникам, как его опередил Антонио, в свою очередь, что-то обдумывавший.
– Хозяин! – спросил метис. – Не заметили ли вы одну странную особенность?
– Когда?
– Когда мулы убегали.
– Какую особенность?
– Мне показалось, что половина негодяев были пешие.
– Действительно, припоминаю.
– Я должен вам сказать, хозяин, что не раз видел стада, разгоняемые команчами, но они всегда были на лошадях.
– Что же из этого? Ведь здесь-то мы имеем дело с вако, а не с команчами.
– Правда, но я слышал, что вако так же, как и команчи, – настоящие конники и никогда не ходят пешком в экспедицию, только верхом.
– Совершенно верно, – помолчав, ответил охотник. – Это замечание стоит обсудить.
– А не заметили вы еще какой-нибудь странности, хозяин, которая бы поразила вас?
– Нет, Антонио. Я был так сильно ошеломлен своей потерей, что растерялся и ничего не заметил. Что ты хочешь сказать?
– Не заметили вы слишком резкого свиста в том шуме и криках, произведенных дикарями?
– А ты его слышал?
– Несколько раз и очень ясно.
– Где же были мои уши? И ты уверен, Антонио, в том, что говоришь?
– Вполне уверен, хозяин.
Карлос помолчал несколько секунд, как бы собираясь с мыслями, и потом словно заговорил сам с собой:
– Это возможно… должно быть… Да, клянусь небом, это должно быть…
– Что такое, хозяин?
– Это, должно быть, свист пане!
– Я точно то же думаю. Команчи, киава и вако не свищут, никогда не подают такие сигналы. А этот сигнал усвоен именно пане, наверное, они и есть наши грабители. Это подтверждается еще и тем, что они почти все были пешие.
Мысли охотника сразу же приняли совсем другое направление. Предположение Антонио, очевидно, правомерно. Свист – действительно сигнал, который отличает пане от всех других племен, и хотя они слыли превосходными наездниками, однако рассудили за лучшее не брать с собой лошадей. Индейцы южных племен всегда отправляются верхом, но у пане принято совершать набеги пешими в расчете возвратиться с достаточным количеством лошадей. И их надежды редко не сбываются.
«Во всяком случае, – думал Карлос, – я был не прав, обвиняя вако, наши враги – пане!»
Тут его осенило новое подозрение: разве вако, чтобы убедительнее ввести в заблуждение, не могли усвоить обычного сигнала своих врагов? Что им стоило выйти пешком из лагеря, находившегося на таком близком расстоянии? Да и в этом же направлении они исчезли после того, как мулы в панике сорвались с привязи. Если он и пойдет к ним утром, то они, без сомнения, скажут ему, что это пане бродили по окрестности и похитили его мулов, – и ему ничего не даст это объяснение. Конечно, и мулов он не увидит: их угнали куда-то за холмы, чтобы надежно скрыть.
Рассуждение свое Карлос заключил следующими словами:
– Поверь мне, Антонио, нашими грабителями были вако.
– А я полагаю, что вы ошибаетесь, хозяин.
– Я тоже хотел бы так думать, как ты. Я поверил в нашу дружбу с ними, мои ощущения еще очень свежи, я чувствую к ним симпатию, и мне было бы обидно видеть их врагами. Но боюсь, что я прав.
Но Карлос продолжал рассуждать. Чем более он обдумывал, тем больше слабела его решимость. То обвиняя, то оправдывая вако, он снова припомнил обстоятельства, убеждавшие Антонио в справедливости его предположений. Не подлежало сомнению, что стада бизонов, потревоженных на пастбищах, убегали с севера на юг. Значит, они уходили не от вако, которые охотились в совершенно противоположной стороне. Значит, вероятнее всего присутствие на севере пане?
Карлос во второй раз упрекнул себя за поспешное подозрение своих новых друзей. Страдая от тяжелой неизвестности, он надеялся разрешить ее с первыми лучами солнца. Он тотчас же с зарей отправится в лагерь вако рассеять свои сомнения, или, во всяком случае, откровенно объясниться с ними.
Первые отблески зари стали серебрить степь, когда проницательный взор Антонио остановился на странном предмете, лежавшем у кольев, к которым недавно были привязаны мулы. Возможно, это какой-то кустарник? Нет, это какое-то животное… бизон, мул или большой волк?
Антонио сообщил о своем наблюдении хозяину, и они оба старались разглядеть непонятный предмет. Неверный свет зари не позволял еще как следует рассмотреть, что это, но, опасаясь вторичного нападения индейцев, они не решались пока выйти из укрепленного лагеря.
Наконец любопытство превозмогло. У них уже возникло подозрение, которое им не терпелось проверить.
– Вы заметили, – спросил Антонио, – это почти на том же самом месте, где что-то двигалось в сумерки, когда вы выстрелили?
– Я, возможно, попал в одного из грабителей, – сказал Карлос. – Пойдем, посмотрим.
Перебравшись через повозки, они направились на то место и без особого удивления увидели труп индейца. Мертвец лежал на траве, лицом вниз. В боку у него зияла рана от пули Карлоса, из которой вытекло много крови. Карлос не промахнулся.
Они перевернули тело, чтобы узнать, кто же действительно напал на них. Это был индеец в полном боевом уборе: голый по пояс, с разрисованными лицом и грудью – это для устрашения врагов. Но особенно поражала голова дикаря. За ушами и на висках волосы выбриты, на темени подстрижены, а на макушке оставлен длинный клок, заплетенный в косу, которая, вся утыканная перьями, свисает на спину. Виски выкрашены в ярко-красный цвет, как щеки и грудь. Вид мертвеца производил ужасное впечатление: на зеленовато-бледной коже яркие пятна, белые губы и остекленевшие глаза.