Бендиго Шефтер
Шрифт:
Слава Богу, что у меня с собой была фляга, взятая по совету Этана, так что мне удалось сварить приличный кофе. Ночь выдалась холодная.
Глава 18
Прошло всего две недели с тех пор, как я покинул наш поселок, а мне уже казалось, что я давным-давно в пути. Я представлял себе, что сейчас может делаться у нас, и радовался, что там остались Дрейк Морелл и Уэбб. Они, конечно, не верх совершенства, но в случае нужды будут настоящими защитниками и полезут в драку не задумываясь. Когда приходит беда, люди часто слишком много времени
Утром вдруг пошел снег. В кедрах шумел ветер. Я ехал, то и дело оглядываясь. Индейцы могут легко подкрасться в такую погоду, и я не чувствовал себя в безопасности. Индейцы уже давно приметили, что белые путешествуют в любую погоду, видели, как они прикрывают уши и поднимают воротники, закутываясь в теплые пальто. И потому перестают что-нибудь видеть, становятся неуклюжими и малоподвижными. Лучше уж померзнуть, но остаться в живых.
Когда я поднимался в гору к станции Батт, снег уже припорошил тропу на несколько дюймов. Томас, мормон, присматривающий за станцией, налил мне горячего кофе.
Станция представляла собой каменное строение футов тридцать длиной, а шириной — пятнадцать. Дверью служила задняя стенка фургона, изрешеченная пулями. Один конец помещения был отделен тряпичной занавеской, за которой стояли четыре койки со стегаными одеялами. С деревянных крюков на стенах свисало несколько патронташей, пустая фляга, пара окованных ружейных футляров, куртка из оленьей шкуры и несколько плащей и накидок. Пол, давно не метенный, был земляным.
Томас говорил не закрывая рта. Он уже рассказал мне о трех своих братьях, которые служат в английской армии, и о том, что сам он весной собирается перебраться в Калифорнию.
— Придется спать на полу, — сказал он. — Постелим бизоньи шкуры, будет не так уж плохо.
Всего одна ночь, думал я. Завтра буду ночевать на станции Рубиновой долины, а там, по слухам, куда лучше.
Я допил кофе, взял винчестер и пошел на конюшню. Холод усиливался, но конь стоял в тепле. Я поговорил с ним, подкинул сена в ясли и пошел к дому.
Свет пробивался сквозь щели в ставнях, а к звездному небу из трубы поднималась струйка дыма.
Глава 19
Дядюшка Роджерс, смотритель станции в Рубиновой долине, оживился, когда я заговорил о коровах:
— Ты прав, сынок, там у них сейчас отменная скотина. Дархемы и шортхорны. Смешанные породы, но зато от хороших предков. Корма в последние годы удались, и на пастбищах от скота прямо тесно. Если хочешь купить стадо, сейчас самое время.
Он показал мне тракт, по которому когда-то сам приехал в эти края.
— Тут тебе попадутся жуткие участки, но все равно хуже калифорнийских дорог ничего нет на свете.
Неподалеку от дороги то и дело маячили койоты. Они уже поняли, что там, где проезжают люди, порой можно поживиться трупом павшего животного или остатками пищи — и теперь крутились вдоль дорог в поисках добычи.
Не знаю, как там в Калифорнии, но и здесь тоже было ужасно: после оттепели подморозило, и подтаявшая, изрытая тысячами копыт дорога застыла скользкой бугристой полосой. С гор дул пронизывающий ледяной ветер. Непрерывная настороженность изматывала, нужно было все время быть начеку, ведь со мной немалые деньги. Случись что, их вряд ли удастся собрать для новой поездки. А без скота, который может обеспечить нас пищей, мы не могли рассчитывать на то, чтобы выжить. И я при каждой возможности старался ехать под защитой деревьев, объезжая места, где можно было ждать засады, и, не выпуская ружья из рук, был готов разыграть ту карту, которая мне выпадет.
И когда после изнурительного перевала Чокапа я увидел вдали на террасе станцию Алмазного родника, был несказанно рад скорому отдыху.
Глава 20
Я привязал лошадей под дырявым хилым навесом. Лошади на Западе привыкли к грубому обращению. Большинство из них — просто объезженные мустанги из прерий. На свободе они живут в жаре и холоде, вступают в борьбу с пумами, волками и людьми, которые их отлавливают и в конце концов загоняют под седло. Люди держат их в простых загонах, где единственной защитой от дождя, ветра и снега служат лишь их собственные спины. Словом, они приучены к трудностям жизни.
Но, когда мы вместе с лошадью путешествовали в суровом краю, когда лошадь исправно выполняла все мои требования, она заслуживала доброго отношения. Навес, конечно, лучше, чем загон, но ветер так разбушевался, что я решил заделать дыры.
Работа способствует размышлениям. Я все думал, как же мне собой распорядиться. Покупка скота — заказ общины. Когда я его исполню, мои собственные проблемы никуда не денутся.
Чтение книг приучило меня задавать самому себе вопросы. Из книг я узнавал, что мир куда больше, шире и разнообразнее, чем нам кажется. Один из путей добиться успеха — это изучение права. Большие возможности открываются в горном деле. Завести ранчо? Заманчиво, но, похоже, не для меня.
С навесом я возился почти целый час и вдруг понял, что если я сейчас же не лягу спать, то упаду прямо здесь. И я отправился в дом, размышляя по дороге о людях нашего поселка и о том, что я не имею права на ошибку. Я один, при мне почти все наше общее благосостояние, а впереди долгий путь.
Глава 21
Безо всякой на то причины я проснулся в отвратительном настроении. Странно — я всегда вставал здоровым и бодрым. Но на этот раз я вдруг почувствовал покалыванье в плече, открыл глаза с томительным ощущением подстерегающей опасности и тут же вспомнил, что не так давно убил в перестрелке человека. Я не гордился этим, а наоборот, хотел бы, чтоб об этом все забыли. И я сам в том числе. Правда, тот выстрел решал вопрос жизни и смерти, — моей и всех тех, кто полагался на мою защиту.
Весь день я ехал по диким прериям, где в любой момент могли напасть индейцы, но все сложилось удачно, и ничего такого не случилось. Единственной живностью, попавшейся мне по дороге, были кролики и пугливые антилопы. Белая полынь и кустарник покрывали прерии, в ложбинках на склонах гор пучками росла трава.
Я ехал осторожно, не торопясь и часто осматриваясь, чтобы не прозевать врага. Зато так я наконец смог увидеть страну. Многие люди ездили теми же дорогами, что и я, но так ничего и не увидели. Они не смогли ничего разглядеть и почувствовать.