Берег мародеров
Шрифт:
– Теперь ты будешь мне отвечать? Зачем ты ударил старшего охраны?
Логан по-прежнему молчал. С чувством тошноты я ждал следующего удара. Но тут дверь караулки отворилась, и в сопровождении доктора вошел коммодор.
– Кто дал приказ пороть этого человека? – спросил он.
В его голосе безошибочно угадывались зловещие нотки. Я внезапно почувствовал радостное возбуждение.
– Я,– ответил Фульке, шагнув ему навстречу.– Вы намерены оспаривать его?
В тоне, которым он задал этот вопрос, проскальзывала насмешка.
Вместо ответа коммодор приказал охране снять Логана с треноги. Фульке шагнул вперед. На мгновение мне показалось, что сейчас он ударит коммодора. Жилка у него на виске ходила ходуном.
– Он ударил старшего охраны,– сказал Фульке.– И будет выпорот. На нашей базе должны соблюдаться порядок и дисциплина. Хайль Гитлер!
Он выбросил правую руку. Коммодора этот жест, похоже, совершенно не тронул. На нацистское приветствие он даже не ответил.
– Здесь командую я,– спокойно, но твердо проговорил он. – Отвяжите человека.
– А я приказываю выпороть его! – Фульке только что не визжал.
Коммодор не обратил на него никакого внимания.
– Отвяжите парня! – заревел он, поскольку охранники колебались.
Тут уж матросы бросились выполнять команду. Мгновение спустя Логана сняли с треноги.
– Вы превышаете свои полномочия, господин коммодор,– Фульке был вне себя от ярости.– Этот человек должен быть выпорот. Если вы станете настаивать на своем, мое очередное донесение окажется весьма неблагоприятным. Вы понимаете, что это значит?
Коммодор повернулся и стал лицом к лицу с Фульке. Он был невозмутим.
– Вы забываете, герр Фульке, что сейчас у нас война,– сказал он.– Вот уже три месяца вы скачете по этой базе, отменяя мои приказы, подрывая моральный дух людей своими детскими представлениями о дисциплине. Здесь станция обслуживания подводного флота, а не еврейский концлагерь. Три месяца я терпел вас потому, что у вас были полномочия, позволявшие вам вставлять мне палки в колеса. Сейчас мы находимся в состоянии войны. Нам надо делать дело, мужское дело. С этой базы не уйдет ни один рапорт, кроме моих собственных.
– Вы еще об этом пожалеете, герр коммодор,– осклабился Фульке.
– Думаю, что нет.
– Я добьюсь, чтобы вас сняли с должности. Я добьюсь, чтобы вас уволили из армии. Вас отправят в концентрационный лагерь. Я позабочусь о том, чтобы...
– Такой возможности вам не представится. Во всяком случае, герр Фульке, вам следовало бы понимать, что без солдат с опытом службы не обойтись. А вот так ли уж необходимо гестапо? Я, к примеру, не могу припомнить, чтобы вы хоть раз сделали что-то толковое. Безусловно, мы можем научить вас стряпать. Отправляйтесь на «У-24», которая завтра уходит к Канарским островам. Вы замените заболевшего кока.
Рука Фульке метнулась к револьверу. Коммодор не стал мешкать, красивым ударом правой в челюсть он уложил гестаповца. Не знаю уж, сколько лет было коммодору – по-моему, не меньше пятидесяти,– но удар получился сильный. У него даже рука оказалась ободранной на суставах.
– Караульные! Взять этого человека под стражу! – велел он.
Двое ближайших к нему матросов прыгнули вперед. Коммодор обернулся к другому гестаповцу.
– Вы арестованы, герр Штрассер. Обезоружить его!
Когда оба агента были обезоружены, коммодор обратился к своему ординарцу:
– Сходите за капитаном третьего ранга Брисеком, он в кают-компании.
Ординарец исчез. Коммодор осторожно потер свои суставы. На его румяной физиономии заиграла улыбка. Я услышал, как он шепнул доктору:
– Не помню уж, когда получал такое удовольствие.
Вслух же он добавил:
– Вы присмотрите за военнопленными? Пусть их обоих переведут в помещения по другую сторону этой галереи.– Он потер подбородок, и в его глазах заиграли смешливые огоньки.– Пожалуй, мы можем разместить Фульке и его друзей в тех сырых камерах, на сооружении которых он так настаивал. Интересно, как им понравится служба на подводных лодках? Вы думаете, они будут трусить?
– Полагаю, что да,– ответил доктор, даже не пытаясь скрыть улыбку.– Мои скромные познания в психологии подсказывают мне, что уж Фульке-то, во всяком случае, перетрусит не на шутку.
Коммодор кивнул.
– Я дам указания Варндту, чтобы он не церемонился.
Дверь распахнулась, и в комнату в сопровождении ординарца коммодора вошел морской офицер.
– А, Генрих, у меня тут для вас небольшое порученьице, выполнение которого, думаю, доставит вам удовольствие. Я посадил этих людей,– он указал на гестаповцев,– под превентивный арест. Возьмите охрану и арестуйте двух других.
– Слушаюсь, герр коммодор!
Капитан третьего ранга Брисек вышел с тремя охранниками. Коммодор повернулся и удалился в сопровождении ординарца. Доктор подошел к Логану и взял его за руку. Ведя его к двери, он кивнул мне. Нас отвели в небольшую, но удобную камеру по другую сторону галереи, чуть ли не напротив двери караулки. Врач послал матроса за своей сумкой и вскоре занялся рубцами на спине Логана. Почти сразу же вслед за этим нам принесли ужин. Было шесть часов вечера.
Когда доктор покончил с врачеванием и ушел, я сказал Логану:
– Ну, слава тебе, господи! Вот уж не
думал, что все кончится так благополучно. Как ты себя чувствуешь?
– Спина страх как болит,– ответил он.
– Сочувствую,– сказал я.– Но ты еще счастливо отделался.
Тут до меня дошло, что так говорить не следовало, и я поспешно добавил:
– Спасибо тебе огромное, ты столько для меня сделал... Это тебе я обязан тем, что у меня до сих пор целы ребра. Но ты очень рисковал.
– Угу,– согласился он.– Зато я испытал настоящее удовольствие.