Берег Стикса
Шрифт:
Роман зажёг электрическую лампочку, резанувшую голым мёртвым светом по глазам — и Станислав отшатнулся и зажмурился.
— Ой, погаси!
— Тут окон нет…
— То не страшно. Сейчас мы тут устроимся, Ромек.
Роман пожал плечами и щёлкнул выключателем.
Станислав потёр глаза — и, взмахнув рукой, повесил в воздухе плывучую гирлянду голубых огоньков. Огляделся, прошёлся вдоль стены, чуть касаясь оштукатуренной шершавой поверхности — и слегка стукнул по ней ребром ладони. Откуда ни возьмись потянуло свежим холодным воздухом и запахло сырой
— Здорово, — сказал Роман. — Только темновато.
Станислав провёл рукой по столу, оставляя на пустой консервной банке, на ржавом чайнике, на треснувшем стакане пучки светящихся призрачных шариков. Потянулся, посмотрел вверх — и потолок, как показалось Роману, поднялся в гулкую пещерную высоту и населился качающимися синеватыми тенями. Страшная комната приобрела странный нечеловеческий уют.
Станислав присел на продавленный диван отдохнуть от трудов праведных. Роман устроился рядом.
— А домовина где у тебя? — спросил Станислав и зевнул. — Скоро светает.
— Так ведь… а… а что ты имеешь в виду?
— Что. Гроб.
— Что?! — Роман чуть не подпрыгнул на месте. — Какой ещё гроб?
— А спишь-то ты где?
— Ну ты, Стаська, даёшь… не в гробу же! На диване и сплю, если вдруг остаюсь тут.
— Ты спишь, как смертный, а я, по-твоему, дикарь…
— Слушай, дитя Тьмы и Вечности, сейчас на дворе уже двадцать первый век, в гробах уже не спят — не модно. Пора, знаешь ли, привыкать к современному ритму жизни, пан Станислав. Так что ты как-нибудь так.
— Через пятак. От тебе и проснулся в будущем веке. Голову преклонить негде.
Роман усмехнулся, толкнул вампира на спинку дивана, прижал — тот снова зевнул и, ёрзнув плечами, разлёгся уютно, как кот. Роман примостился сбоку. Он почему-то чувствовал себя, как мальчишка, ночующий вместе с приятелем в шалаше собственного изготовления — было неудобно, но на удивление славно и по-детски весело. Сами собой забылись амбиции, забылись дурные игры, жадность, досада…
И качающаяся голубая дремота склеивала веки сама собой.
Уже перед тем, как позволить себе заснуть, Роман ткнул Станислава в бок и сонно спросил:
— Я ещё хотел узнать — а чего ты… не разнёс по ветру эту ненормальную с ножом, а?
Станислав вздохнул и пробормотал, проглотив зевок:
— Завтра, завтра… после заката…
Роман проснулся с полузабытым ощущением тепла и мягкой истомы, как в детстве, когда в школу не надо, а можно понежиться в постели, не раскрывая глаз и потягиваясь. Но уже через минуту он вспомнил события ближайшего времени и сообразил, что дремать и наслаждаться некогда.
Вампир исчез.
На узком диване было уж чересчур просторно.
Роман рывком сел и огляделся. Каморку было не узнать: она вся светилась голубоватым призрачным светом, она благоухала ладаном, ванилью и свежестью и, казалось, вся была населена шепчущими тенями. Каморка теперь стоила люксовых апартаментов, но Станислав ушёл.
А Роман почувствовал
Всё. Хватит с тебя. Наигрался.
И то. Ты же, Ромочка, обнаглел до последних пределов. Хозяина за руки хватал, дурацкие вопросы задавал, трепался, фамильярничал — это со старым-то вампиром! А он — добрейшее существо — в благодарность за сломанную рамку и не мешал тебе сидеть у него на шее. И ни звука против — грейся, упырь поганый, грейся. Но сколько же можно — ты ж весь день грелся.
Хорошего — помаленьку.
Роман вздохнул. Ну да, а ты-то уже навоображал себе! Приятель вампира! Или даже — товарищ! Да тамбовский волк тебе товарищ…
Роман потёр ладонью замызганную подушку и поднёс ладонь к лицу. От пальцев тонко пахло ладаном.
— Стасенька, — пробормотал Роман печально.
— Ты чего хочешь, Ромек? — отозвался вдруг вампир под самым ухом.
Роман чуть не подпрыгнул от неожиданности. Станислав вышел из тени, как сквозь стену прошёл. Его русые волосы теперь были связаны в хвост, он был одет в замшевую куртку с бахромой, бархатные штаны и короткие сапожки. И он вполне мог бы позировать для нового портрета — городской вампир начала двадцать первого века. Только мрачный.
— Стаська! — закричал Роман в восторге. Право, обычно он лучше владел собой, но тут уж особый случай вышел.
Станислав улыбнулся.
— Ты отчего это всполохнулся, Ромек? — спросил он, присев рядом. — Куда я денусь?
— Кто тебя знает, чёрт полосатый, — Романа опять понесло. Он вдруг сообразил, что от тона ничего не меняется, что Станислав уже оценил Романа по каким-то личным критериям и решил, что Роман ему подходит. Вместе с трёпом, фамильярностью и резкими словечками. — Это ж современный Питер, тут всё, что угодно, может случиться.
Станислав кивнул, снова становясь мрачным.
— Та и случилось.
— Что такое?
Станислав хмуро дёрнул плечом.
— Она меня разбудила.
— Кто?
— Та живая пани из этого дома, — Станислав кивнул на потолок. — Прямо над нами.
— Как это — разбудила? Я думал, живые не знают, что мы здесь остановились.
— Не знать-то они и верно не знают, зато те, кому их дорога грозит наглою и грязною смертью, чуют. Душенька-то, как бабочка, бьётся о плоть, как о стенку, желает на волю — и не может. И что, скажи, тому живому остаётся? Лезть в петлю? Так то ж не освободит душу, скорей напротив — напялит на неё новые цепи, потяжелей прежних…
— Так эта твоя пани что, больная? СПИД или что-то в этом роде?
— Она спала, это верно. Я ушёл по снам, но так то ж и положено делать. А больная или нет — так это как ты на то посмотришь. Я ж не доктор. Я ж только чую — жить на свете ей стало тошно. Душа рвётся к новому кругу, устала, стёрлась. А смертному телу так от того больно, что пани может не сдержаться и зробить кепсьтво…
— Как-как?
— Как? А, сделать глупость. Вот, значит, и я…
— Ага, понятно. И что ж, это так у вампиров заведено? Вроде скорой помощи тем, кто может нарваться?