Берег тысячи зеркал
Шрифт:
Осматривая спину Сана, замечаю, как крепко сжимаются его ладони вокруг ручек носилок.
Он злится? За что? За поцелуй? Господи, да как понять его?
— Майор Пак, — произношу, прищуриваясь. Сан замедляет шаг всего на мгновение. Видимо, чего-то боится. Прямого вопроса, но не ему? Какая прелесть. — Могу я вас спросить о личном?
Поднимаю лицо, и встречаюсь с хмурым взглядом Джеха. Он быстро осматривает спину Сана, но все же кивает и соглашается.
— У майора Кана есть девушка? Может быть, жена появилась? — приподнимаю бровь, устраиваясь удобнее.
Все-таки
— Майор спасатель? Что-то на дороге? Чего мы встали? — язвлю и дальше, играя на том, что любой кореец ненавидит — на своем высоком статусе, и высокомерии.
Как тебе такой ответ на твой холод?
Сан молча продолжает движение, а Джеха тактично кашляет, пытаясь смолчать.
Нет, голубчик. Мы завершим начатое.
— Вы не поймите меня неправильно, майор Пак. Я женщина слишком занятая, и так случилось, что одинока… — Сан снова замедляет шаг, а я замечаю, как Джеха приподнимает уголок губ в полуулыбке.
Ну же, майор, подыграй. Мне плевать с кем он спал эти два года. Я сама его бросила. Имел право. Но сейчас… Я вижу, что он все еще может быть со мной. Вижу и не хочу отпускать. Вы сложные люди. Я знаю, майор. Но он мне нужен. Нужен любым.
Пытаюсь передать все через взгляд. Верю и надеюсь, что Джеха не глуп. Я ему не нравилась раньше, но он все равно позвонил мне, чтобы спасти друга. Он знал, что я примчусь к Сану на помощь. Знал, еще тогда.
Слава богу, он не разочаровывает:
— Это очень личный вопрос, госпожа. Я могу дать только расплывчатый ответ.
— Джеха, — Сан осекает его, а повернувшись, чеканит: — Прекратите этот цирк. Оба.
Я не обращаю на его "истерику" внимания. Это не интересно, и мало впечатляет. А вот затеянная мной шалость намного эпичней.
— Прошу вас, майор. Дело в том, что я не привыкла себя так вести. Но майор Кан вынуждает меня намеренно. Я его поцеловала, и боюсь как бы…
На этот раз замирает, наверное, даже ветер. Я вижу очертания пропускного пункта в расположение, и думаю, что если продолжу, придется бежать даже хромая. Ведь Сан так резко и цепко заглядывает в мои глаза, что я немею.
— Даже так? — Джеха тихо спрашивает, и мысленно, наверное, благодарит, что это я сказала на английском.
— Да, и теперь меня мучают угрызения совести, — киваю, и тяжко вздыхаю.
— Ужасно… — начинает Джеха и медленно поднимает взгляд на вставшего столбом Сана. — Это ужасное отношение к такой женщине, как вы. Учитывая, что просто так его да-а-авно никто не целовал.
— Серьезно? — я продолжаю строить дурочку, и поворачиваюсь к Сану.
— Наигралась? — он холодно шепчет, а Джеха строгим тоном отправляет прочь бойцов.
— А ты? — спрашиваю так же тихо, и так же горько.
Он отводит взгляд, и молча, продолжает идти к медицинскому блоку. Минует пропускной пункт, а свернув, ускоряется. У входа в два, явно привезенных, модуля медпомощи стоят мои ребята. Патрисия и Фелис держаться за руки, а парни просто подпирают собой стенки металлического сооружения.
— Мадам, — Патрисия вся в слезах, походит первой. — Мадам, нам запретили покидать периметр, пока вас не найдут. Простите. Мы ждали вас здесь.
— Все хорошо, — я улыбаюсь, а подмигнув Фелис, продолжаю: — Видимо, пройти боевое крещение должна была и я. Все обошлось. Не нервничайте.
Увы, это легче сказать, чем сделать. Девочки не отходят от меня ни на минуту, а я упускаю из виду Сана. Он исчезает, как только начинается осмотр. Немолодой военный медик, кажется, незнакомым. Позже, я узнаю, что он работает здесь только по утрам, и в экстренных случаях. Все время доктор Чен находится в больнице для островитян.
Травмы оказываются настолько пустяковыми, что даже доктор удивляется моей везучести. Вот только место, по которому больно ударил трос, к вечеру саднит хуже. Я остаюсь в блоке для больных на всю ночь одна. Ребята не хотят уходить, но я заставляю их отправиться работать и отдыхать. Нечего меня обхаживать, я не калека.
Ведь хорошо знаю, что мои травмы ничто в сравнении с тем, каково быть действительно калекой. Ушиб, ссадина, царапина и даже порез — чушь, если ты прикован к инвалидному креслу, а твое тело тебе не принадлежит. Этой силе я научилась у другого мужчины. Как только мы перевезли Алексея в Италию, а я серьезно и не без истерики поставила его перед фактом, что останусь, Леша начал меняться.
Алексей стал жить.
Вот почему я не могла поступить иначе. Не могла. А Сан не понимает.
— Проклятье, — откидываю простынку и поднимаюсь.
Негодование снова накрывает яркой волной. Что мне делать? Я не могу отпустить его теперь, но и не могу заставить быть рядом. Все стало еще хуже. А на что я надеялась? В сотый раз задаю себе этот вопрос, а ответ один — на его любовь. На те слова, которые услышала в аэропорту, и которые помогали не сойти с ума. Не рухнуть в бездну, пока я карабкалась обратно наверх из ямы с вязкой тиной. Так выглядела моя жизнь — полной горя, и безысходности. Но я сумела, и даже прилетела сюда, зная), что он здесь. О да, я знала, и не просто чувствовала, а была уверена, что он тут. Я и сейчас уверена, что не было у него никого. Не могло. Иначе не носил бы мою вещь на шее. Зачем? Если бы хотел забыть, он бы выбросил крестик.
Я тянусь к окну, и не без труда поднимаю решетки вверх. Немного душный из-за жары, но свежий ночной воздух врывается в палату, но спустя секунду на него становится плевать. Я замираю, когда бросаю взгляд вниз. Бесстыжее сердце, как предатель, пропускает удар. Мне не справиться с тем, как реагирую на него. Так было всегда.
Сан сидит под моим окном. Привалившись спиной к стене, он курит и смотрит на залив и ночное небо. На нем черная футболка и штаны хаки. Сейчас он не похож на майора. Сейчас он просто Сан.