Берег варваров
Шрифт:
Чтобы сделать мне еще больнее, Холлингсворт решил поковыряться в свежей ране.
— Да, она, кстати, мне много чего рассказывала… — Сделав паузу, он зевнул, деликатно прикрыв рот рукой. — Если разобраться, то она ведь просто несчастная баба и во многом обязана этим жалким существованием не кому-нибудь, а своему мужу. По правде говоря, я очень, очень ей сочувствую.
Я покрутил в руках стакан, в котором еще плескались остатки пива — на дюйм от дна, не больше.
— Да, занятная они с мужем семейная парочка, — продолжил развлекать меня Холлингсворт. — Признаюсь, я был удивлен, когда узнал, кто ее муж.
— Она что, познакомила вас? — не
Холлингсворт помолчал, словно раздумывая над тем, какую версию событий предложить моему вниманию.
— Нет, — сказал он наконец, — я сам это выяснил. Как-то раз случилось мне заглянуть к ним в окно — совсем поздно, ближе к ночи, — ну и, увидев то, что мне был нужно, я сумел наконец восстановить полную картину. В общем, теперь мне с ними все ясно.
— Я так понимаю, вы за ними подсматривали и следили?
Я понимал, что веду себя как муж-рогоносец и вижу все, что происходило между мной и Гиневрой, в оскорбительном свете. Больше всего задело меня то, что она сама предлагала мне следить за Холлингсвортом.
— Я так понимаю, по-другому выяснить эти подробности у вас не было возможности?
— Может быть, пойдем отсюда? — неожиданно предложил Холлингсворт, злорадно ухмыляясь.
— Согласен. Пойдем выйдем на улицу.
Со стороны мы, наверное, были похожи на двух мальчишек, толкающих и оскорбляющих друг друга перед дракой.
— Пойдем, — согласился он.
Двигаясь преувеличенно тяжело и неторопливо, мы встали из-за стола и вышли из бара — один за другим. По улице мы шли рядом, но при этом старались поддерживать дистанцию хотя бы где-то в ярд друг от друга. Некоторое время мы оба молчали. Шли мы достаточно быстро, и по нашему дыханию, равно как и по выражению лиц, любой посторонний человек мог бы понять, в каком напряженном состоянии пребывает каждый из нас. У входа в наш дом мы оба, словно в нерешительности, остановились. Мое сердце бешено билось. Я понимал, что это глупо, но уходить просто так мне не хотелось. Чтобы спровоцировать друг друга на дальнейшие действия, мы с Холлингсвортом повторили ту формулу, которой уже имели возможность воспользоваться в тот вечер.
— Ну что, пойдем?
— А давай.
Как щенки, дерущиеся из-за кости, мы наперегонки потянулись к звонку и нажали кнопку.
Я стоял молча и старался успокоить дыхание.
Я не слышал, но скорее чувствовал, как где-то там за дверью рубежи защиты падают один за другим.
Наконец до моего слуха донесся звук шаркающих шагов, и над нашими головами в квартире под лестницей зажегся свет. Вскоре появилась и Гиневра. Она приоткрыла дверь — как всегда, оставив лишь маленькую щелочку — и уставилась на нас.
— Твою мать! — заорала она во весь голос. — Какого хрена вам, козлам, нужно?
Невзирая на крики, Холлингсворт оттолкнул Гиневру к стене и ворвался в квартиру. Она бросилась вдогонку и повисла у него на плечах, осыпая градом ударов своих весьма увесистых кулаков.
— Да кто вас сюда звал, как у вас только наглости хватает! — орала она на нас обоих.
Судя по интонациям Гиневры, она не на шутку перепуталась и защищалась скорее от отчаяния, не рассчитывая всерьез оказать сопротивление ворвавшимся в ее квартиру мужчинам. Вообще, со стороны ее борьба с Холлингсвортом напоминала сцену в борделе: мадам тщетно пытается выставить из своего заведения последнего припозднившегося и здорово напившегося посетителя. Я и сам не понял, как мы втроем оказались в гостиной и остановились посреди комнаты, тяжело дыша и обмениваясь
— Твою мать, сукин ты сын, — продолжала повторять Гиневра.
Холлингсворт схватил ее за руку и в приказном тоне потребовал:
— Ладно, веди его сюда. Веди сюда.
— Кого вести?
— Давай не дури, веди сюда своего мужа. Я хочу, чтобы его все видели.
Только сейчас я понял, что Холлингсворт действительно сильно пьян. Он был бледен, пряди волос прилипли к его потному лбу, зато глаза сверкали, словно разогретые изнутри перегоравшим в организме алкоголем.
— Я сказал, веди его сюда! — прорычал он.
— Пошел вон отсюда! — прокричала в ответ Гиневра.
Холлингсворт с размаху ударил ее ладонью по лицу. Силы удара оказалось достаточно для того, чтобы женщина пошатнулась и рухнула спиной прямо в кресло. Ее халат распахнулся, открыв нашим взглядам пышное тело. Почувствовав себя и физически и морально раздетой, Гиневра на миг затихла и поспешно подобрала полы халата в приступе отчаянной скромности. Затем она прижала ладонь к щеке, на которую пришелся удар, и — замерла. Ощущение было такое, что она находится на грани обморока. С моей точки зрения, в такой ситуации она могла кричать, могла проклинать нас, могла плакать, могла, в конце концов, снова броситься на обидчика с кулаками. Но Гиневра, бледная как полотно, продолжала сидеть неподвижно.
— Прекратите это немедленно! — словно очнувшись, закричал я. У меня было ощущение, что я сам вот-вот расплачусь.
Появившаяся неизвестно откуда Монина потянула меня за руку куда-то в сторону. С ужасом созерцая то, что происходит в комнате, она направилась к двери, увлекая меня за собой.
— Я покажу тебе папу, я покажу тебе папу, — нараспев повторяла она.
Я понятия не имел, куда меня ведут. Гиневра и Холлингсворт остались у меня за спиной. По-моему, они так и смотрели неподвижно друг на друга — ни дать ни взять два диких зверя, готовых сцепиться в смертельной схватке. Выбора маршрута у меня не было: Монина привела меня прямиком в спальню. Перешагнув порог, она отпустила мою руку и стремительно перебежала в дальний угол комнаты. В ту же секунду оттуда послышался ее заливистый, похожий на звон колокольчика голосок.
— Это папа, а это дядя Лафет. Папа, дядя Лафет.
Человек, которому, как я понял, мне предстояло
пожать руку, находился в темном углу комнаты, но я почему-то сразу догадался, с кем меня собрались познакомить. Одного шага вперед ему хватило, чтобы оказаться на свету. Лоб его был покрыт испариной, а на лице застыла глуповатая улыбка человека, которого неожиданно налетевший противник застал со спущенными штанами. Сухо, без лишних эмоций он сказал:
— Ну вот, Ловетт, ребенок-то меня и выдал.
Глава четырнадцатая
Улыбка сошла с его лица. Губы поджались, и от виновато-глуповатого вида не осталось и следа. Глухим бесцветным голосом он сказал:
— Ну, раз уж вы нашли отца семейства, не пытайтесь больше превратить это самое семейство в бордель.
После этого мы оба некоторое время молчали.
— Маклеод, — словно выдохнул я наконец.
Мне сразу же захотелось очень многое сказать ему — что я очень виноват перед ним, что я очень сожалею о том, что произошло, — но почему-то мне никак не удавалось заставить себя говорить. Я развернулся и молча пошел к двери в прихожую. Причем я был уверен в том, что Монина провожает меня взглядом, но при этом крепко прижимается к ногам отца.