Берега вечности. Хроники Эллизора, часть 3
Шрифт:
– Уверен?
– переспросил Геронтиум.
– Абсолютно, ваша светлость!
– Ну, может, мутант? У мутантов, порой, появляются новые вариации?
– Только в рамках одного вида, ваша светлость, только в рамках! А я такого вида раньше не встречал, это точно!
– Гм. Да...
– Геронтиум обошёл тушу. Крови возле неё натекло не очень много.
– Чем же... этого волкодава сразили?
Доктор почесал в затылке и ответил не сразу:
– Трудно сказать, ваша светлость. Мне бы провести вскрытие, тогда смогу сказать что-то определённое. Одно мне кажется очевидным: не здесь его завалили, не здесь! Кровь успела почти вся вытечь!
– Значит, подкинули... сюда? Прямо под Великого Скунса, получается?
– Похоже на то, похоже. Однако здесь тоже странность: нет больше никаких
Геронтиум хорошо знал, почему именно на этом месте находился крупный песок - это, чтобы лучше впитывалась кровь, когда здесь же во время великих торжеств совершались великие же жертвоприношения, однако доктор говорил так, словно это ему было не ведомо, хотя и должен отлично знать что к чему.
В принципе, это рассердило главстража, но он постарался скрыть своё раздражения, в результате чего только громко и продолжительно раскашлялся.
– Будьте здоровы, ваша светлость!
– произнес доктор с натурально сочувствующей интонацией, чем ещё больше Геронтиума разозлил:
– Ладно, говори только по делу!
– произнёс он, преодолевая приступы кашля.
– Значит, получается, что подбросили, но невесть как, словно по воздуху прилетел?
– Ну, типа, да. Почти так. Или не знаю как...
– осторожно пожал плечами доктор.
– А если притащили на себе, то несколько человек должно было быть, тяжелая, видно, туша. И крови нигде по дороге не накапало, тоже странно. Или разве подтёрли? Но - в темноте? Стража говорит, никто вроде ночью по площади не шастал.
– Ладно!
– сказал Геронтиум.
– Грузите эту тушу и давай к себе в подвал! Сделаешь вскрытие, по результатам сразу мне доложишь! И вот что: я буду в библиотеке. Если быстро управишься, ищи меня там!
" И вот уже услышала она вой этого жу т кого чудища, и эхо пов торя ло это вой не один раз и ей казалось, что волколак мчится за ней, словно ветер и уже не одну милю, хотя на самом деле она стояла на месте. Когда же и взаправду у нее за спиной раздался тяжкий топот и хриплое дыхание, то припомнила она в последний момент давний совет своей матушки и бросила на тропинку свой платок. Волколак нашёл его и разорвал своими зубами и когтями на мелкие кусочки, а потом опять бросился в погоню. Изо рта у него летела пена, из горла вырывался дикий вой, глаза горели, будто угли. Волколак снова начал нагонять девушку, и тогда она сняла платье и оставила его на дороге. Чудище нашло платье, разодрало его в клочья и помчалось дальше. Следом ей пришлось бросить фартук, нижнюю юбку и, наконец, рубашку, так что в конце концов она бежала совсем нагая. Волколак опять приблизился, но тут Левейя выбежала на опушку леса, оказалась на лугу и спряталась в самой маленькой копне сена. Волколак потерял жертву из виду и принялся искать: с бешеным воем набрасывался он на копны, злобно рыча и обнажая белые клыки. Слюна брызгала из пасти во все стороны, а на его шкуре проступали капли пота. Неожиданно силы оставили чудовище, и он, так и не дойдя до самой маленькой копны, бросил поиски и возвратился в лес ни с чем. Тамошние волколаки бывают именно такими: злобными, с большими клыками, темно-серыми, некоторые - с бурыми подпалинам , по хребту с густой шерстью и голым животом ..."
"А похож!
– подумал Геронтиум и захлопнул лежащую перед ним книгу.
– Очень даже смахивает на нашу тушу..."
В зале появился главный библиотекарь - низкорослый и сухонький старичок в круглых очках и с редкой козлиной бородкой. Несмотря на субтильное сложение, он довольно бодро нёс несколько увесистых томов.
– Здесь, ваша светлость, всё про оборотней!
– довольно радостно провозгласил он. Вероятно, всякое любопытство, проявляемое другими людьми к библиотечным фондам, доставляло ему искреннюю радость.
– Про оборотней?
– слегка удивился Геронтиум.
– Мне больше нужна классификация существ, которые и после гибели остаются в виде волка или собаки, а оборотни это, кажется, больше человеческое явление...
– Да, вы правы, - библиотекарь так и стоял перед главстражем с тяжёлыми томами в руках.
– Но в этом явлении есть своя закономерность, о которой нельзя забывать...
– Это какая же?
– Иррациональная звериная злоба, которая в некоторых особых случаях способна овладевать всей душой человека...
Геронтиум несколько задумался, но ничего сказать в ответ не успел, потому что в зале библиотеки появился доктор с результатами вскрытия чудовища.
– Это невероятно, ваша светлость!
– воскликнул доктор.
– Но это тварь оказалась изрядно нашпигована железом! Вот такими кусочками! Ума не приложу, кто же и с помощью какого оружия умудрился так нафаршировать нашего монстра!
– и доктор выложил на стол перед Геронтиумом горсть металлических огрызков, напоминавших собою свинец.
Память у Геронтиума внутренне заскрежетала и он с трудом, но вспомнил, как это называлось ещё в той, прежней жизни: "Картечь это, картечь самая настоящая!"
– Что вы по этому поводу думаете, ваша светлость?
– не унимался доктор.
– Ступай себе, милейший, ступай!
– спокойно сказал Геронтиум.
– Я разберусь.
А думал он о том, докладывать или не докладывать Великому посвященному о происшедшем, а если и докладывать, то, как всю это историю лучше преподнести? С некоторых пор такого рода доклады стали для Геронтиума проблемой: Великий посвященный сделался нервным и мнительным. Не иначе, как что-то предчувствовал. Или просто - старел. В конце концов Геронтиум решил, что доложит несколько позже, вечером, потому как, начиная с полудня должен был присутствовать на очередном заседании Верховного суда Гранд-Эллизора, что для него, главстража, было обязанностью обременительной, но от которой никак нельзя было отказаться.
Заседание выдалось довольно скучноватым. Почти ничего серьёзного, за исключением одного дела, которое с виду было тоже не шибко большим, но в котором фигурировал беглый раб, по происхождению - хамт. Рабы в Эллизоре, впрочем, почти все были из хамтов как таковых, но этот умудрился каким-то образом сбежать с южных рудников - причем, довольно давно, почти год назад и всё это время якобы скрывался здесь, в подземельях Гранд-Эллизора, но выглядел при этом довольно прилично, нисколько не измождённо, из чего можно было предполагать, что ему кто-то здесь помогал, подкармливал, так сказать. Плохо было то, что случайно опознанный и схваченный на рынке беглец наотрез отказывался давать какие-либо показания. Опознавший его стражник из охраны южных рудников, по случаю же оказавшийся в столице, тоже не мог ничего от себя прибавить, кроме уверенности в том, что этот хамт и есть один из сбежавших рабов, но даже имени его страж не мог вспомнить. Сам беглец прямо не отрицал своего беглого происхождения, но и никаких показаний не давал, ограничиваясь исключительно словами "да" и "нет", разбавляя их неопределённым мычанием и покашливанием.
При вполне удовлетворительном виде подсудимого это покашливание Геронтиуму не нравилось: а вдруг это туберкулёз, столь свойственный рудникам и совершенно не приемлемый в столице Гранд-Эллизора? Нет, решительно, нужно такого рода дела вывести из-под судебной юрисдикции столицы и сразу отправлять в гарнизонные суды: пусть там поскору и разбираются с беглыми рабами, несмотря на то, что они были пойманы в самой столице. Почему-то при всех этих мыслях и при виде заросшей рыжеватой щетиной лица беглого хамта, Геронтиум почувствовал себя дурно. Душновато было в главном судебном помещении Совета, душновато, ничего не скажешь, хотя ещё только весна, что же будет в разгар лета? Оставив дежурному судье роль вершителя судьбы беглеца (а чего решать-то, полсотни плетей и обратно на рудник!), Геронтиум вышел из залы и направился в судейскую палату, где всегда можно было найти теплый чай и сдобную булку с маком от чтущих закон булочников с центрального же рынка. К своему удивлению в судейской находился не кто иной, как Тимур, немой служка самого Великого посвящённого. Он молча протянул ему сложенную вчетверо записку.