Берегись автомобиля!
Шрифт:
— Ешь, — говорила мама, — не сутулься! Твои командировки кажутся мне подозрительными. Закончился шахматный турнир. Я болела за Таля. Он вошел в четверку победителей. И эти командировки кажутся подозрительными не только мне…
— Кому еще? — испугался Деточкин.
Но мама уже поехала дальше:
— Последняя книга Дюма была кулинарной. Ты ешь луковый суп по рецепту великого писателя Дюма-отца.
— Очень вкусно, — отозвался Деточкин-сын.
— Командировки кажутся подозрительными Любе. Она права, что не желает идти замуж за недотепу.
— Она это тебе говорила? — печально спросил Юрий
В квартиру позвонили. Деточкин вздрогнул и перестал есть исторический суп.
Пришла соседка из квартиры сверху:
— Антонина Яковлевна, у вас не найдется щепотки соли?
Соседка целый день моталась по квартирам, выпрашивая одну луковицу, таблетку пирамидона, чаю на заварку, две морковки, ложечку сахарного песка или ломтик хлеба, у нее всегда не хватало только необходимых вещей. Остальное имелось в изобилии. Для нее переезд из коммунальной квартиры в отдельную обернулся трагедией.
— Спасибо, я отдам, — поблагодарила соседка, которая почему-то всегда забывала отдавать.
Хлопнула дверь. Деточкин снова вздрогнул.
— Это ты всегда такой после твоих командировок! — Мама гневно потрясла седой мальчишеской прической. — Я говорила с Любой, она со мной согласна: ты ненадежный человек.
— Но почему?! — вскричал Деточкин.
— Ешь второе! Перестань горбиться. Енисей перекрыли, а я не видела. Я пойду к твоему начальнику и скажу, чтобы тебя не гоняли в разные города, ты потом нервный!
Деточкин поперхнулся. Он верил, что мама может пойти к начальнику.
— Ты поставишь меня в неловкое положение… — сказал он, умоляюще глядя на маму.
— Вот, я купила на рынке черешню! Дерут спекулянты!
Ягода показалась Деточкину знакомой.
— Мне кажется, я уже ел эту черешню. Спасибо. — Он встал.
— Куда ты идешь? — требовательно спросила мать.
— Мама, мне уже тридцать шесть!
— Спасибо, что ты мне сообщил это, — поблагодарила мама, блеснув озорными глазами.
— Я всегда рад сообщить тебе что-нибудь новенькое, — немедленно включился Деточкин, — Я ведь беру пример с тебя!
— Тебе до меня далеко! — сказала мама. И они расстались, довольные друг другом…
Смеркалось. Деточкин вышел из дома и огляделся по сторонам. Приняв меры предосторожности, он поднял воротник пальто. Кепки на нем не было, иначе он бы надвинул ее на лоб. Слившись с толпой, Деточкин зашагал к метро. С противоположной стороны, тоже слившись с толпой, к метро шел Подберезовиков. Они двигались навстречу друг другу. Они сближались.
В киоске у входа в метро продавали «Вечернюю Москву». Деточкин встал в очередь. Подберезовиков встал за ним. Им дали два экземпляра газеты, сложенные вместе. Деточкин разнял их и одну газету отдал Подберезовикову. Они ехали рядом на эскалаторе. Оба читали. Они вошли в один и тот же вагон. Сели напротив друг друга. На следующей остановке в вагон вошла женщина с ребенком. Деточкин и Подберезовиков вскочили одновременно, уступая женщине место. Хорошее воспитание подвело Юрия Ивановича. Подберезовиков мельком взглянул на него. Через несколько секунд он вторично поглядел на своего соседа, теперь внимательней. Деточкин ощутил на себе взгляд. И, как бы невзначай, подвинулся к двери. Подберезовиков уже не выпускал его из поля зрения. Деточкин чувствовал это спиной, обернуться
У каждого следователя обязательно есть увлечение, которому он посвящает время, свободное от розыска преступников. Шерлок Холмс, например, играл на скрипке, Максим Подберезовиков — в самодеятельности.
Чтобы сохранить равновесие, Деточкин оперся на Доску почета активистов, которую украшал и его снимок. Подберезовиков молча смотрел на Деточкина. Он продолжал мучительно вспоминать: где он видел этого человека? С ним происходило то же, что часто бывает с каждым. Навязчивое желание восстановить в памяти дурацкий мотив, название скверной книги или фамилию гражданина, с которым тебя ничто не связывает, нередко портит в общем счастливую жизнь. Пока не вспомнишь то, что тебе нужно, не можешь делать то, что тебе необходимо. Подберезовиков напрягся. Его усилие не пропало даром.
— Я узнал вас! — издал торжествующий клич Максим. Лицо Деточкина стало серым, как фотография на Доске почета.
— А это не я!
— Не отпирайтесь… Это вы говорили: «А судьи кто?» Обмякший Деточкин неудержимо сползал вниз.
— Я про судей ничего такого не говорил!
— Говорили, говорили, — Подберезовиков подхватил Деточкина. — Это ж вы играли Чацкого?!
— Ах, Чацкого! — До Деточкина дошел наконец смысл слов Подберезовикова. — Я совсем забыл.
И Деточкин захохотал. Глядя на него, засмеялся и Подберезовиков. Они дружно ржали, испытывая взаимную симпатию.
— Так вы на репетицию… — заливался Деточкин.
— Ага! — покатывался Подберезовиков.
— Значит, будем играть вместе… — корчился Деточкин.
— В одном спектакле, — умирал от смеха Подберезовиков.
Веяния времени коснулись и коллективов самодеятельности. Их стали укрупнять. Создавались Народные театры.
Самодеятельный коллектив милиции, где выступал Подберезовиков, слили с самодеятельностью таксомоторного парка, где подвизался Деточкин. Все вместе стало называться Народный Большой театр. И сегодня милиционеры впервые встречались с таксистами.
Главный режиссер собрал энтузиастов сцены в пустом зале.
— Товарищи! — заявил режиссер. — Есть мнение, что Народные театры вытеснят наконец театры профессиональные! И это правильно!.. Естественно, что актер, не получающий зарплаты, будет играть с большим вдохновением. Кроме того, артисты должны где-то работать. Неправильно, нехорошо, если они весь день болтаются в театре, как это было с Ермоловой и Станиславским. Насколько бы лучше играла Ермолова вечером, если бы днем стояла у шлифовального станка…