Берегитесь округлостей
Шрифт:
– Никерсон сейчас недоступен.
– Какого черта? – возмутился я. – Вы представляете торговую палату. Кто, интересно, скажет вам, что Никерсон недоступен? Вы намерены молчать в тряпочку и позволить заводу с количеством рабочих мест на двадцать миллионов долларов ежегодно обосноваться в Санта-Ане, так как ваш город настолько коррумпирован, что добиться разумных изменений в зональной системе не представляется возможным? Вы собираетесь позволить дешевым политиканам вынуть двадцать миллионов долларов из карманов жителей вашего города,
Гарфилд прочистил горло.
– Я как раз хотел это обсудить, мистер Лэм. Но для этого мне нужна информация.
– Тогда вы звоните не туда, – сказал я. – Ваш окружной прокурор и ваш шериф занимают выборные должности. Какого же дьявола они не будут допускать вас к Никерсону, когда речь идет о деле, связанном с выборами? Пока вы будете сидеть и ломать голову, Санта-Ана благополучно отберет у вас завод.
Он снова откашлялся.
– Могу я спросить, откуда вы взяли эту сумму – двадцать миллионов, мистер Лэм?
– Из головы, – ответил я и положил трубку.
После этого я отправился охотиться за секретаршей, которую уволил Карл Карвер Эндикотт и которая рассказала миссис Эндикот, что Джона Энсела отправили в экспедицию на верную гибель.
Найти ее оказалось нетрудно. Секретаршу звали Хелен Мэннинг. Выглядела она недурно – блондинка с голубыми глазами, хотя немного толстозадая. На пишущей машинке она умела играть любые мелодии.
Хелен работала в офисе, и так как ни ее босс, ни она сама не одобряли разговоров на службе, мы условились вместе пообедать.
Я вернулся в свой офис.
– Телеграмма, – сообщила мне Элси Бранд.
Телеграмма была от Барни Куинна. В ней были всего два слова: «Хорошо. Продолжайте».
Позвонил репортер «Ситрес-Гроув Кларион», который хотел взять у меня интервью.
– Я не могу говорить о деле об убийстве, – сказал я. – Вам следует связаться с мистером Куинном и…
– К черту дело об убийстве, – сердито прервал он. – Как насчет той фабрики?
– Вы говорили о ней с председателем вашей торговой палаты? – осведомился я.
– Я говорил с ним?! – воскликнул репортер. – Это он говорил с нами!
– А вы интервьюировали Друда Никерсона? – спросил я.
– При чем тут Друд Никерсон? – нервно отозвался он.
– Я просто спросил, интервьюировали ли вы его.
– Нет, – кратко ответил он.
– Я бы посоветовал вам сделать это.
– Слушайте, – сказал репортер, – тут кое-что происходит. Еще один член городского совета заявил, что получил от Никерсона двухтысячный взнос на предвыборные расходы. Он настаивает, что это никак не могло быть связано с изменениями зональной системы, и говорит, что расследует факты и что, если деньги имеют какое-то отношение к попытке заставить его голосовать за изменения, он будет голосовать против.
– Хороший у вас городской совет, – заметил я.
– Это сарказм?
– Какой еще сарказм? Люди принимают
– Погодите, – остановил меня репортер. – По-вашему, это правильно?
– Что правильно?
– Голосовать против изменений, которые могут принести городу процветание?
– Это ставит дело на долларовоцентовую основу, – ответил я. – А члены городского совета ставят в основу личную честность. Меня удивляет, что вы можете выдвигать финансовые аргументы в связи с решением членов вашего городского совета, чья честность подвергается сомнению. Больше у меня нет комментариев.
Я положил трубку, подождал десять минут и позвонил Хомеру Гарфилду, председателю торговой палаты Ситрес-Гроув.
– Как я понял, еще один советник признался в получении от Никерсона двухтысячного взноса на предвыборную кампанию? – спросил я.
– Да, – осторожно ответил он, – это правда.
– Вы беседовали с Никерсоном?
– Как я уже говорил вам, Никерсон недоступен.
– А почему именно он должен был делать взносы на избирательную кампанию?
– Взносы в две тысячи долларов слишком велики для офиса городского советника, – сухо отозвался Гарфилд.
– Верно, – сказал я. – Вы могли бы спросить у Никерсона, какие еще взносы были сделаны? Любопытно узнать, были ли эти четыре тысячи единственными его вкладами в избирательную кампанию.
– А могу я спросить у вас, каков ваш интерес в этом деле?
– Мой интерес в честной администрации, – ответил я. – В поддержке идеалов нашей страны. В том, чтобы жители вашего города не смотрели на вас как на слабака, который позволяет Никерсону прятаться за юбками окружного прокурора только потому, что он свидетель в деле об убийстве.
– Окружной прокурор сказал мне, что вы интересуетесь именно делом об убийстве.
– Он сказал правду.
– Что вы бы хотели дискредитировать Никерсона.
– Я бы хотел выяснить факты.
– Он говорит, что отказался позволить своему офису таскать для вас каштаны из огня.
– Это означает, что вы не можете побеседовать с Никерсоном?
– Прокурор говорит, что не могу.
– И Большое жюри тоже не сможет?
– Об этом я его не спрашивал.
– Могу я спросить, каков ваш род занятий, мистер Гарфилд?
– У меня здесь скобяная лавка.
– А у вас есть собственность в Санта-Ане?
– Нет.
– И свободных земельных участков тоже нет?
– Ну… я получаю доход с одного участка в Санта-Ане.
– Понятно.
– Что вы имеете в виду?
– То, что я не хотел бы оказаться на вашем месте. Если Ситрес-Гроув заполучит завод, вы потеряете всякое влияние. Если его заполучит Санта-Ана, все скажут, что вас подкупили. Положение у вас незавидное.
Гарфилд уклонился от этой темы.