Берестяга
Шрифт:
— «Ворон»!.. Помоги, «Ворон»!.. «Ворон»!
Клееву показалось, что зовет человек, у которого совсем мало сил.
«Вот штука-то! А зачем он ворона кличет? — подумал Ленька. — Может, померещилось мне? Какой дурак ворона кликать станет?».
Нет, Леньке не померещилось. Он снова и снова услышал странный призыв.
Клееву стало не по себе. Что же делать? Уйти побыстрее от этого таинственного голоса или пойти, пойти на него?.. Ленька решился. Он, крадучись, пошел в ту сторону, откуда взывали о помощи.
Вышел к небольшой поляне и притаился под елкой. Теперь
— «Ворон»!.. «Ворон»! Помоги, «Ворон»!
Ленька обшарил глазами поляну. Голос доносился откуда-то сверху. И вдруг Клеев обомлело прижал руки к груди: он увидел человека, висящего вниз головой. Леньке захотелось поскорее удрать отсюда, но он присмотрелся и наконец понял, что человек этот висит на стропах парашюта. Ну, конечно, это же парашют! Никогда Ленька не видел настоящих парашютистов, но видал их на картинках, в кино… Клеев немного успокоился. Когда исчезает таинственность, человек смелеет. А таинственного теперь ничего не было. Человек прыгнул с самолета на парашюте в темноте и угодил на дерево. Запутался в стропах. А сейчас он теряет силы, и ему надо помочь. Ленька нащупал в кармане складной ножик. «Сейчас подойду к дереву… Залезу на тот сук и перережу эти веревки», — решил Ленька.
И снова услышал:
— «Ворон»!.. «Ворон»!.. Помоги!
Но почему все же он кличет чернокрылую птицу, которую так у них не любят? Почему он просто не зовет на помощь?.. Нет, Ленька, не спеши. Обдумай все… А вот и «Ворон»! К дереву, по краю поляны, брел рослый мужчина. Останавливался, озирался. Он уже был недалеко от дерева, на котором висел зовущий «Ворона».
— Да заткнись же ты, «Ястреб»! — зло приказал пришедший на помощь. — Не «Ястреб» ты, а растяпа! — И «Ворон» сказал несколько фраз на чужом языке.
— Помоги, «Ворон»! — попросил в последний раз «Ястреб»-растяпа и смолк.
Теперь ясно Леньке стало, что это были за люди. Клеев прижался к стволу елки и даже перестал дышать.
«Ворон» довольно быстро освободил парашютиста. Тот, видно, долго провисел на дереве, потому что сразу и на ноги встать не мог. Лежал на снегу. А «Ворон» этим временем сжег его парашют, засыпал золу снегом. Делал «Ворон» все проворно, ловко. Делал и ругал товарища. Потом достал из кармана флягу и протянул «Ястребу». Тот сел, сделал несколько глотков из горлышка и вернул флягу хозяину.
— Очухался? — спросил «Ворон», и опять что-то сказал на чужом языке.
Вместо ответа «Ястреб» попытался встать. «Ворон» помог ему… И они, крадучись, пошли по прежним следам «Ворона».
Первым их заметил Игорь Аркадьевич. Он поднял руку. Все: Брынкин, Прохор, Силантий, Ленька, Виталий и Уткин — остановились.
Гуминский указал рукой, куда смотреть. Просекой, прижимаясь к лесу, брели двое.
— Они, — прошептал Ленька.
По одежде эти двое были очень похожи на красноармейцев, выписавшихся из госпиталей: старые солдатские ушанки, бушлаты защитного цвета перехвачены брезентовыми ремнями, армейские валенки, а за плечами тощие вещмешки. Красноармейцы и
— Они, — еще раз повторил Ленька.
— Нечего терять время, — сказал Гуминский. — Надо действовать. Идут они на деревню Прядкино, а оттуда рукой подать до железнодорожной ветки. Все ясно. Мы с Берестняковым обойдем этих «птиц» лесом и преградим им дорогу. Федор Федорович и Уткин подойдут к ним с правой стороны, а Силантий и Виталий — слева. Мы с Прохором выходим на дорогу, и я командую: «Руки вверх!» А вы выскакиваете на дорогу. Ясно?.. Пошли, Прохор.
Гуминский и Берестяга наблюдали за приближающимися «Вороном» и «Ястребом» из-за кустов. Условились, как только они поравняются с сухой елкой, выскакивать с ружьями наизготовку, и Гуминский подаст команду сдаваться.
Уже хорошо были видны их лица. Усталые, сосредоточенные. И не было в этих лицах ничего подозрительного — спокойные лица солдат, хорошо знающих куда и зачем они идут. Может, это спокойствие на их лицах лишило Гуминского той решительности, а главное, быстроты при нападении.
Игорь Аркадьевич выскочил на дорогу первым и слишком мягко скомандовал:
— Руки вверх!
Прохор увидел, как мужчина, шедший впереди, неуловимым движением выхватил из кармана пистолет. Берестяга выстрелил первым. Навскидку.
— А-а-а! — вскрикнул незнакомец и выронил из перебитой руки пистолет в снег.
Тут же прогремел второй выстрел…
А третьего Прохор уже не слышал. Этот третий выстрел, сразивший наповал того, кто только что стрелял в Берестнякова, принадлежал деду Скирлы…
Старый охотник склонился над Прохором и тихо звал его:
— Сынок… Проша… Сынок… Очнись… Проша…
Но Берестняков не приходил в сознание. Он тяжело и порывисто дышал. Пуля угодила ему в грудь и прошла навылет.
Скирлы плакал, уткнувшись лицом в шапку, и приговаривал:
— Опоздал, старый дурак, опоздал… Не уберег… не уберег его…
Проезжий завез в Ягодное черный слух, что Прохор убит. Слух перебегал из дома в дом и наконец добрался до Берестняковых.
Недобрую весть принесла их шабриха Нырчиха-одночашница.
Насморкавшись вволю, она без всякого подхода оглушила вопросом стариков:
— Тетка Груня, дядь Игнат, слух-ти какой про вашего внука ходит. Ай, и правда, в дом ваш така беда подкралась?
— Какой такой слух? — насторожилась бабка Груня.
— Болтают… Уши бы мои вовек не слышали такого!
— Что же болтают-то? — спросил встревоженный дед Игнат.
— Повторять жутко.
— А ты говори, говори, касатушка, — настаивала бабка Груня. — Не по-соседски скрывать-то.
— Да больно плохо говорят.
— А ты все равно говори.
— Будто убили Прошку?
Короткий, разящий душу крик, будто отшвырнул Нырчиху к двери… Бабка Груня рухнула на пол… Игнат безумными выпученными глазами смотрел на ягодинку-горевестницу и не мог произнести ни слова. Старику нечем было дышать, он хватал ртом теплый воздух.