Берестяга
Шрифт:
Снова всех удивил Юрка Трус.
— Ты, Пых, что? Не знаешь, что такое артель? — сказал Трусов. — Жить будем одной семьей, есть из одного котла. И точка… И еще предлагаю, чтобы по одному каждый оставался помогать хозяйке. Воду там таскать, картошку чистить и обед на делянку подвозить. Вроде бы как на передовую полевая кухня приезжать будет.
— Не согласен, — загорячился Клей. — Каждый день одним пильщиком у нас в бригаде меньше будет.
— «Не согласен», — передразнил Трус Леньку Клея. И сказал это так же гундосо и упрямо, как сказал только
— Трусов прав, — опять по-бригадирски властно сказал Прохор. — Харчи все отдаем Клавдии Семеновне. Кого назначим дежурить по кухне на завтрашний день?
— Трус предложил, пусть первый и будет кашеварихой, — «сострил» Ленька.
— Нашел, чем испугать!
— Давай. Дежурь первым, — согласился Прохор.
— Я тебе помогу, Юра, — сказала Настя.
— Что? — Нырков проснулся и непонимающе захлопал веками.
Ему ответили дружным хохотом. И только потому никто не заметил, как зарделась Настя, вызвавшись помогать Трусову.
До делянки от Лыковского хутора было километра два, не больше. Но все равно пришлось идти туда на лыжах: сугробы по пояс.
Еще не совсем рассвело, когда школьники дошли до места. Руководить всей работой лесничий поручил Федору Федоровичу и однорукому леснику Силантию, молодому мужику, который уже успел побывать на фронте, как побывал там и ягодновский председатель Трунов.
Брынкин и Силантий развели ребят по участкам, объяснили, какие деревья нужно валить. Тех, кто имел опыт, лесники поставили на повал, а остальных — на обрубку сучьев, на распиловку и трелевку. Норма на каждого небольшая: по два с половиной кубометра.
Когда совсем рассвело, вовсю кипела работа. «Лесорубы» распугали тишину. Она улетела куда-то в глушь лесную и спряталась там, как прячутся чуткие птицы.
Далеко-далеко по лесу разносилось разноголосое пение пил, удары и звяканье топоров… Полыхали костры. Огромные нервные огненные языки лизали морозный воздух. Пахло дымом, свежими опилками, душистой смолой… То и дело раздавались тревожные и в то же время какие-то радостные крики:
— Поберегись!
А после слышался зловещий скрип. Потом дерево, рассекая морозный воздух, летело к земле. Глухой удар! И вздрогнет под снегом земля. И тут же, как проворные дятлы, начинали стучать топоры… А пилы все пели и пели…
— Шабаш! — на весь лес прокричал однорукий Силантий. И все сразу стихло. Только звякнул нечаянно сорвавшийся топор. — Обедать и… — Силантий хотел предложить перекур, но вовремя спохватился.
Женщины и две бригады школьников пошли с делянки. А бригада Прохора Берестнякова собралась у своего костра.
—
— Может, на буксир взять?
— Полежите, болезные. Лежа-то, чай, лучше отдыхать.
Вдруг все насмешники рты позакрыли… Из лесу на поляну вышли Юрка Трус и Настенька. Они везли салазки, а на салазках укутанные в одеяла ведра и посуду в корзинке.
— Чего уставились? — крикнул Трусов глазеющим. — Походная кухня спешит на передовую! А они уставились! Поспешайте на хутор, а то похлебка стынет!
Пока дошли «лесорубы» других бригад до хутора, «берестяки» уже отобедали. Федор Федорович тоже поел с ребятами.
— Сыты? — спросила Настенька.
— Сыты! — дружно ответили ей.
— Ужинать не опаздывайте.
— Чего-чего, а ужинать не опоздаем, — уверил Нырков. — Водички, Трусенок, не догадался привезти.
— Чаю вам привезли и свеклы пареной.
Трусов и Настенька стали собираться в обратную дорогу, но видно было, что уходить им не хотелось.
— Пошли, Юра, — позвала Настя.
— Пошли.
— Чего спешить? Побудьте с нами, — предложил им Лосицкий. — Кстати, нам надо провести летучку… Федор Федорович, кубометра по два на человека мы уже заготовили?
Брынкин оглядел делянку, прикинул и потом только сказал:
— По два кубометра есть смело.
— Предлагаю нашей бригаде заготавливать в день по пять кубометров на каждого, — сказал Лосицкий. — Дрова нужны госпиталям, где лечатся раненые красноармейцы, командиры. Чем больше мы дров заготовим, тем теплее будет в госпитальных палатах. Наша работа — помощь фронту… А если нам вызвать на соревнование другие бригады?.. Выпустим боевой листок с обращением.
— А бумажки-то, на чем писать будем, где возьмешь, комиссар? — полюбопытствовал Клей.
— Вот о бумаге не подумал, — огорчился Саша.
— А мы на бересте напишем, — подала идею Настенька. Она считала себя членом этой дружной бригады.
— Правильно! Умница! — обрадовался Лосицкий. — На бересте углем и напишем.
— Ловко придумано! — Ленька Клей прикинулся довольным. — И не так ловко, как здорово: бригада Берестяги пишет на бересте. Во! — Клей поднял кверху большой палец, а потом потянулся и улегся на хвое, сказав, что ему надо отдохнуть, пока «комиссар Лось» плакат на бересте строчить будет.
Шест с обязательством поставили на самом видном месте.
— А теперь за работу! — скомандовал Прохор. — Теперь нам не до отдыха.
— Настя, — спросил Трусов, — может, ты одна поможешь бабушке ужин готовить? А? Я с ребятами останусь.
— Оставайся. Конечно, оставайся.
— Нет, Трусов, ты тоже пойдешь с Настей, — приказал Прохор.
— Чего?
— День дежурства — это день отдыха для каждого. День отдыха от пилы и топора. Верно я говорю, Федор Федорович?