…берёзки люблю

Комиссарова Юлия Федоровна

– А может и правда, пора уже Родину защищать? Хватит в деревне отсиживаться. Может прав был Ерема. Да. Прав. Скорее всего, я не могу вот так сразу взять и начать все сначала, все по-новому. Может быть, моя нерешительность мешает мне? А ведь в глубине души я, наверное, понимаю, что должен быть в их отряде. Все, завтра точно пойду и скажу Ереме, что я согласен и если придется жизнь за Родину отдать, то я это сделаю. Но опять же хозяйство, родная деревня, спокойная жизнь. Зачем что-то менять?

Такие противоречивые мысли мучили меня и не давали покоя. Вдруг во дворе заблеяла коза.

– Опять запуталась, – подумал я и вышел на улицу, чтобы освободить ее.

До козы оставалось пройти шагов семь, как за моей спиной раздался взрыв. Взрывной волной меня отбросило в сторону и слегка присыпало землей. Пролежав так несколько минут, я решил подняться на ноги.

Осмотрев себя и убедившись, что я не ранен, стал озираться по сторонам. Я ничего не слышал. Поняв, что потеря слуха произошла в результате взрыва, немного успокоился, зная, что через некоторое время слух должен вернуться. Обернувшись, я посмотрел на дом, из которого только что выходил и окаменел. То, что я увидел, не поддавалось описанию. Вместо только что стоявшего дома образовалась глубокая воронка. Не было ничего, только глубокая яма, вырытая в земле. Можно было подумать, что здесь вообще никто никогда не жил, не осталось даже щепки от дома. Я стоял и смотрел на эту картину. Мой дом был стерт с лица земли, будто его вообще здесь никогда и не было. С минуту я пребывал в шоке. Через некоторое время я понемногу начал приходить в себя и понимать что происходит. На лице моем показались слезы, глаза впали, лицо было бледно, а взгляд смотрел в пустоту. Война дошла и до нашей деревни, где до этого было спокойно. Раньше казалось, что она где-то далеко, не здесь и у нас такого точно быть не может. К сожалению, мои надежды, что война не затронет наш поселок, рухнули. Вот она, здесь. Вспомнив, о делах по дому, которые собирался выполнить, я с горечью усмехнулся, наверное, я сходил с ума. Повсюду гремели взрывы, летали фашистские самолеты, из домов с криками о помощи выбегали люди. Они спасали своих детей, искали в этой суматохе своих родственников, только я этого ничего не слышал, я стоял и смотрел на разрушенную жизнь. Глупо было раньше думать, что нашу деревню фашисты не тронут, обойдут стороной и не заметят, она ведь такая маленькая, ее и на карте-то не найдешь. Ан, нет. Моей деревни больше нет, ее стерли с лица земли. Через мгновение я упал на землю и, уткнувшись лицом в траву, отчаянно зарыдал. Читатель, возможно, задастся вопросом: как можно лежать на поле и рыдать, когда повсюду взрывы, нужно бежать и неважно куда, главное, как можно дальше от этого места. Но мне в тот момент было совершенно все равно. Жил я один, родителей в сорок первом убили (они, тогда как раз в городе были, а тут немецкие самолеты…город разрушен, родителей нет). Мысль о том, что моего лучшего друга больше нет, разрушала меня, мой конь…. Больше у меня ничего не было, кроме собственной жизни, но в этот момент я не прочь был с ней расстаться.

Повсюду бегали люди, продолжали лететь гранаты, а я один лежал на поле и только, пожалуй, со мной рядом, также сильно переживая, блеяла коза, привязанная недалеко и сейчас стоявшая возле меня. Не знаю, сколько времени я так пролежал, может час, а может и целый день, только, когда я поднялся, взрывов уже не было, а слух восстановился. Я посмотрел вокруг. Передо мной предстало ужасное зрелище: некоторых домов не было совсем, как моего, от некоторых остались кое-какие обгоревшие доски и бревна, в некоторых были провалены крыши. Но было одно, что их объединяло, все они были разрушены, и нигде не было видно людей, точнее, трупы были, но живых не было никого. Повсюду были разбросанные мертвые тела и отдельные фрагменты. Люди, оставшиеся в живых, скорее всего, убежали искать спасения в лес или уехали на машине, что специально была направлена для этих целей. Я отвязал козу, и она быстро скрылась в лесу. Теперь я остался один. Если раньше я еще сомневался, то теперь точно знал, что мне делать. Да, я пойду к Ереме! Теперь меня ничто не удерживало, мысли мои были ясны, не было противоречий, и я точно знал, что хочу быть в их партизанском отряде. Хорошо бы он принял меня и не отказал. Все вышло, как он и предрекал. С решительным и отчаянным видом я побрел по пыльной дороге. Странно, но я ничего не боялся, мне нечего было терять, и нечего было ценить. Наконец, я дошел до последнего дома деревни, что находился у края дороги. Он был давно заброшен, и находился на большом расстоянии от остальных, скрытый в тени густо заросшей растительности. Мощные кроны деревьев скрывали его от посторонних глаз, возможно поэтому, он стал единственным уцелевшим строением. Я спустился с пригорка, так как дом находился в легкой низине и, ускорив шаг, уже через несколько минут стоял перед его крыльцом. Дверей и окон там не было. Не знаю, как вообще он мог там скрываться, но все же это было именно так. Возможно, его не замечали и не пытались разыскивать там, видя, что дверей там нет, окон тоже. Где там спрячешься? Однако факт оставался фактом, в этом месте он уже долго скрывался, а так и не был никем обнаружен. По дороге к дому я вспомнил о моем друге детства Сеньке и подумал:

– Интересно, как он там? Уцелел ли он после взрывов?

Этот вопрос постоянно мучил меня и не выходил из головы. В этот момент я принял следующее решение: поклялся, что обязательно найду его, если, конечно, он остался жив.

Но вот я вошел внутрь и стал тихонько звать:

– Ерема. Эй, Ерема. Ты здесь?

После некоторого молчания (вероятно, он пытался узнать мой голос) послышался ответ.

– Да. Заходи.

И из соседней комнаты появился Ерема.

– Ты один? Хвост за собой не привел?

– Да вроде нет, – нерешительно произнес я.

– Ладно. Зачем пришел? – слегка развязно спросил он.

– Я готов, – решительно ответил я.

Он пристально посмотрел на меня, как бы спрашивая: «А не передумаешь?», но, увидев в моих глазах серьезность, ответил:

– Ха! А как же дом, хозяйство, тихая спокойная жизнь? – коротко сказал он, потирая шею ладонью со стороны затылка, подтрунивая, и с усмешкой произнес он.

– Нет у меня дома, – спокойно ответил я.

Мне казалось, что он сейчас, издеваясь, будет говорить что-то вроде: – «Да что ты! Да как же это так?» или в лучшем случае: « Ну, я же тебе говорил. Что? Коснулось?», однако, вопреки моим ожиданиям, ничего подобного к моему великому удивлению не было.

– Да, – со вздохом произнес он и впал в глубокую задумчивость.

– Ну, дык как? Возьмешь меня к себе в отряд? – все более нерешительно произносил я.

Он молчал. Я стал думать, что Ерема сейчас откажется, но через мгновение произнес:

– Хорошо. Уходим через два дня. Так как дома у тебя нет, можешь это время переждать здесь.

– Нет, спасибо Ерема. У меня ведь еще одно дело есть, мне надо друга найти, так что пойду я.

– Ну, как знаешь.

Я вышел и уже шагал по той же дороге в соседнюю деревню, а он еще долго стоял и смотрел мне вслед из дверного проема.

Я шагал несколько часов и, наконец, оказался у нужного дома. Пока я шел по деревни, заметил, что здесь ничего не тронуто и сердце наполнилось радостью и надеждой. С улыбкой на лице подходил я к его дому. Близился вечер, и солнце понемногу начинало садиться. Стояла такая тишина, что казалось, все замерло, только изредка жужжали пчелы и летали комары. Вдруг где-то далеко послышался знакомый шум и на небе появились немецкие самолеты. Мне на встречу, чуть не сбив меня с ног, выбежал Сенька. Он так спешил, что даже не заметил меня.

– Сеня, подожди! – кричал я вслед удаляющемуся товарищу.

– А? – обернувшись, спросил он.

– Это же я!

– Ой. Что ты стоишь? Побежали! – кричал он, и мы бросились в лес.

Добравшись, мы решили передохнуть.

– Ой, прости, Гришка. Я ведь даже с тобой не поздоровался, – опомнился он.

– Да ладно, что ж я не понимаю? Обстрел ведь.

– Все. Теперь от моего дома остались, что называется, рожки да ножки, – с легкой усмешкой произнес он.

Я всегда удивлялся его юмору и иронии. Вообще, надо сказать, он никогда не унывал и всегда мог всех развеселить остроумной фразой, однако ведь сейчас совсем не тот случай. Я про себя восхищался им, его спокойствием. Невольно сравнивал один и тот же случай с домом: со мной и с ним, и увидел очень яркий контраст между моим и поведением и его.

– Да, шутки шутками, но куда идти теперь я не знаю, – серьезно произнес он.

Я подумал про себя: «Шутки? Как это слово вообще уместно в этой ситуации?», но промолчал, зная, что это может обидеть его. Видно такой он человек, на все с юмором смотрит. Как это я раньше этого не замечал, ума не приложу?

Я принялся размышлять, куда идти дальше. Зная, что ни у меня, ни у него нет жилья, мысль пойти домой я сразу отбросил. И тут мне в голову пришла гениальная мысль.

– Знаю! Твердо сказал я – пошли.

И взяв его за рукав, потащил за собой.

– Куда? – в недоумении спросил он.

– Сейчас узнаешь.

Мы долго пробирались по лесным зарослям, пока наконец не вышли на равнину. За спиной у нас шумел лес, а перед нами открывался вид на деревню. Я вел его к дому Еремы. Вскоре мы добрались до нужного нам места. Войдя внутрь, я стал звать:

– Ерема! Слышишь? – шепотом звал я.

– Что? – отозвался он, выходя все из той же комнаты.

Услыхав наши голоса, он встревожено спросил: