Берлин-Александерплац
Шрифт:
Дансингпалас «Волшебная флейта» — в нижнем этаже, американский джаз. Казино в восточном стиле сдается для семейных празднеств. Что мне подарить моей подруге на рождество?
Вниманию гермафродитов! После многолетних опытов мне удалось наконец найти радикальное средство, приостанавливающее рост бороды и усов. Теперь вы можете уничтожить волосы на любой части тела. Одновременно я открыл способ добиться в кратчайший срок развития настоящей женской груди. Никаких химикатов, абсолютно верное, безвредное средство. Доказательство тому — я сам. Свобода любви по всему фронту!
Ясное звездное небо глядело на темные жилища людей. Ничто в замке Керкауен не нарушало ночной тишины. И лишь в одной комнате белокурая
— Нет, нет, я с тобой больше не гуляю, Франц. Даю тебе отставку. Можешь выметаться.
— Брось, Лина. Я снесу ему эту пакость обратно.
А когда Франц снял шляпу, положил ее на комод — дело происходило в Лининой комнатке — и довольно убедительно облапил свою подругу, та сперва оцарапала ему руку, потом расплакалась и наконец решила пойти с ним вместе. Они поделили пополам пачку сомнительных журнальчиков и двинулись на боевой участок по линии Розенталерштрассе, Нейе Шенгаузерштрассе, Гакеский рынок.
В районе боевых действий Лина, славная, маленькая Лина, неумытая и заплаканная толстушка, предприняла самостоятельную диверсию а-ля принц Гомбургский: мой славный дядя Фридрих Бранденбургский! Наталья! Оставь, оставь! Великий боже — он теперь погиб, но будь что будет, все равно…
Она во весь опор ринулась прямо на киоск седовласого. Франц Биберкопф, благородный страдалец, сдержал свой пыл и остался в резерве. Он стоял на фоне витрины табачной лавки Шредера «Импортные сигары», наблюдая оттуда за ходом сражения; ему лишь слегка мешали туман, трамваи и прохожие. Герои, говоря образно, сплелись в жаркой схватке. Они нащупывали друг у друга слабые, незащищенные места. С размаху шваркнула под ноги своему противнику пачку журналов фрейлейн Лина Пшибала из Черновиц, единственная законная (после двух пятимесячных выкидышей, которых тоже предполагалось окрестить Линами) дочь земледельца Станислава Пшибалы… Дальнейшее затерялось в шуме и грохоте уличного движения.
— Ишь стерва! Ишь стерва! — с восхищением простонал радостно потрясенный страдалец Франц, приближаясь в роли армейского резерва к центру боевых действий. Сияя и визжа от восторга, встретила его перед кабачком Эрнста Кюммерлиха героиня — победительница фрейлейн Лина Пшибала, очаровательная распустеха.
— Ну, Франц, всыпала я ему!
Франц это и сам заметил. В пивной она упала в его объятия и приникла к тому месту его тела, где, по ее предположению, под шерстяной фуфайкой находилось у него сердце, — но, говоря точней, там была грудная кость или, если угодно, верхушка левого легкого. Торжествуя, она залпом осушила рюмку ликера.
— Пусть сам свою дрянь с мостовой подбирает.
А теперь, о вечное блаженство, ты мой навеки, любимый, что за сияние разливается вокруг! Слава, слава принцу Гомбургскому, победителю в битве при Фербеллине, слава! (На террасе перед дворцом появляются придворные дамы, офицеры, слуги с факелами.)
— Еще рюмку!
Франц сидит в комнатке у фрейлейн Лины Пшибалы, смеется, шутит.
— Ты знаешь, что такое лежалый товар, Лина? — спросил он, слегка подтолкнув ее в бок.
Лина выпучила глаза:
— Как не знать. Вон Фёльш, подружка моя из магазина грампластинок, все говорит, что у них одно старье, лежалый товар.
— Да я не про то. Вот, к примеру, ты лежишь на кушетке, стало быть ты и есть лежалый товар, а я на тебя покупатель.
— Ишь чего выдумал.
Он ущипнул ее. Лина взвизгнула.
— Так будем же вновь веселиться, друзья, валера валераляля, смеяться, кружиться, траля ля-ля-ля, смеяться, кружиться…
Потом поднялись с дивана (вы не больны, милсдарь? А то сходите к доктору) и весело потопали в Хазенхейде, в «Новый мир»; там всегда пир горой, пускают фейерверки и выдают призы за самые стройные женские ножки. На эстраде музыканты в тирольских костюмах тихо наигрывали: «Пей, пей, братец мой, пей, дома заботы оставь, горе забудь и тоску рассей, станет жизнь веселей». Музыка так и подмывала пуститься в пляс, с каждым тактом все больше и больше, и люди улыбались из-за пивных кружек, махали в такт руками и подпевали: «Пей, пей, братец мой, пей, дома заботы оставь, горе забудь и тоску рассей, станет жизнь веселей, станет жизнь веселей».
И Чарли Чаплин тут как тут собственной персоной, сюсюкает с саксонским акцентом, ковыляет в своих широченных брюках и непомерно больших ботинках наверху на балюстраде, потом схватил какую-то не слишком молодую дамочку за ногу и вихрем скатился с ней с русской горки. Многочисленные семьи за столиками словно кляксы на белой бумаге. Купите длинную палку с бумажной метелкой на конце — всего 50 пфеннигов, с ее помощью вы установите любой контакт: шея весьма чувствительна к щекотке, сгиб под коленом тоже. Пощекочешь, и человек сразу отдернет ногу и обернется! Кого тут только нет! Штатские обоего пола, представлен и рейхсвер — несколько солдат со своими подружками, «Пей, пей, братец мой, пей, горе, тоску рассей». Курят вовсю, в воздухе облака дыма от трубок, сигар, сигарет — в огромном зале стоит сизый туман. И дыму-то тесно — он поднимается вверх, благо что легкий, ищет выхода и устремляется в щели, дыры и вентиляторы, готовые выпустить его наружу. Но там, на улице, тьма, холод. И вот дыму уже в пору пожалеть, что он такой легкий, он противится своему естеству, но ничего не поделаешь — вентиляторы вращаются непрерывно, всасывают его. Слишком поздно! Куда ни ткнись — всюду законы физики. Дым не понимает, что с ним такое, хочет за голову схватиться, а ее нет, хочет подумать, да нечем. Его подхватывают ветер, холод и тьма — только его и видели.
За одним из столиков сидят две парочки и глядят на проходящих. Кавалер в сером, перец с солью, костюме склоняет усатую физиономию над бюстом полной брюнетки. Их сердца трепещут, он вдыхает ароматы ее бюста, она — его напомаженного затылка.
Рядом хохочет какая-то желто-клетчатая особа. Ее кавалер кладет руку на спинку ее стула. У этой особы выпирающие изо рта зубы, монокль в правом глазу, а широко открытый левый словно погас; она улыбается, курит, трясет головой: бог знает о чем ты спрашиваешь! За соседним столиком блондинка с пышной волной волос, этакая молоденькая курочка. Она сидит, вернее прикрывает своей сильно развитой, но скрытой платьем задней частью железное сиденье низенького садового стула.