Бес Славы
Шрифт:
– Куда это ты собрался? – появляется в дверях Агафья Ильинична с ребенком на руках.
Она так трепетно держит этого маленького человека, что мне становятся понятны слова Славы. Да, с такой бабушкой оставить ребенка не страшно.
Под взглядом этих гипнотических, но слегка выцветших серых глаз я опускаюсь обратно на табурет, у которого одна ножка шатается, и говорю:
– Спасибо.
Это единственное слово, которое нашлось в моем лексиконе.
Агафья Ильинична подходит ближе, и я вижу, что
– Матвей, держи ребенка. А мы пока на стол накроем.
Что?! Да я в жизни детей на руках не держал.
– Извините, но…
– В этом нет ничего сложного. Она сейчас должна уснуть, – говорит Агафья Ильинична, ловко держа одной рукой ребенка, а второй – складывая мои руки правильно.
– Бабушка… Я сама могу… – подает голос Слава.
А я смотрю на этого человека, который опускается мне на руки и открывает полусонные глаза. Офигеть! Они цвета… О! Как бассейн. Точно. Голубые омуты, в которые хочется окунуться. Глаза фокусируются на моем лице, а потом на детском лице появляется улыбка.
– Ты ей нравишься, Матвей, – слышу Агафью Ильиничну.
Девочка смотрит на меня внимательно. Вяло шевелит ножками. Но на руках лежит спокойно, словно ей удобно и комфортно... Внутри меня вдруг что-то екает. Такая маленькая, такая миленькая. Славная. Да, Славная – дочка Славы.
Что за бред лезет мне в голову? Чего это я за этот вечер так растрогался?
Кошусь на женщин – они суетятся, накрывая на стол. Печенье, конфеты, мед в деревянной плошке, его я узнал по ложке для меда, у нее необычная форма. Слава разливает заварку и кипяток по трем керамическим кружкам. Руки у нее слегка трясутся, но она не проливает ни капли на скатерть. А бабушка ставит на стол румяные пирожки. Очень аппетитные на вид.
– Мы ненадолго... – произношу я.
– Ничего, перекусить успеете, – с улыбкой говорит Агафья Ильинична.
Закончив, они садятся за стол. Ребенок так и лежит у меня на руках. Причем я не чувствую ее веса. И не чувствую отторжения. Малышка опять мне улыбается и начинает закрывать глаза. Медленно, забавно при этом зевая. Я смотрю на нее и чувствую – улыбка расширяется на моем лице.
Буквально через полминуты девочка засыпает. Мы слышим ровное и спокойное сопение ребенка. Хотя я ощущаю – ребенок горячий, температура еще не упала.
– Надо же, – говорит вдруг бабушка. – Как быстро уснула. Ей спокойно на твоих руках, Матвей. До этого только вода имела над ней такую власть.
– В смысле? – не понимаю я.
– Марта очень любит воду. Стоит ее опустить туда – тотчас успокаивается.
– Знаете, а я вот тоже, – киваю я. – С детства вода – моя стихия. И спортом водным я занимался. Профессионально. Пока травму не получил.
Твою мать! Вот зачем я это рассказываю? Причем так искренне, как будто делюсь.
Да потому что хочется, блядь! Да потому что Агафья Ильинична – милейшая женщина, с которой
А вот Слава продолжает иметь на лице неестественный оттенок. Да и сидит вся скованная. И это у себя дома. В родных стенах. Вот что с ней происходит?
– Ладно, давай отнесу в кроватку, – тихо говорит бабушка и поднимается. Аккуратно забирает у меня ребенка и идет с ней в комнату. – А вы ешьте, ешьте.
Опять, как под гипнозом, слушаюсь. Беру один пирожок, откусываю и запиваю чаем. Вкусно. И порожки с яблочной начинкой, и чуть горьковатый пряный чай. А в сочетании – просто идеально.
– Что с тобой? – спрашиваю у Славы, дожевав. Она отводит взгляд, обнимает себя за плечи.
Может, ей стыдно? Только вот чего? Дом как дом – жить можно. Бабушка у нее приятная женщина. Ребенок – прелесть... Что тогда?
Глупая… Очень глупая мысль проносится в башке, но я ее отметаю. Да ну нафиг? Не может быть…
Глава 32
Стася
Мне плохо. Больно, страшно. Сердце бешено колотится в груди, кончики пальцев немеют, а лицо обдает жаром. Я вообще плохо соображаю.
Несколько раз мне казалось – вот сейчас сознание покинет меня и я упаду в обморок. Но сознание упрямо маячит на грани, а жаль, мне бы очень хотелось пару раз отключиться, чтобы всего этого не видеть.
Зачем бабушка пригласила в дом Матвея Георгиевича – понять еще можно, отблагодарить хотела. Ну вот зачем она вынесла ребенка и дала девочку ему в руки?
Поняла? Догадалась? У бабушки сильно развито таинственное шестое чувство, так что не удивлюсь. Да еще и Марта с каждым днем становится все больше похожей на отца. Не только глазами, но и формой лица. Да еще пушок ее волос темнеет, а в нашем роду все были светленькие.
– Что с тобой? – слышу как в тумане вопрос Матвея. И только сейчас соображаю – бабушка забрала Марту и ушла с ней в комнату. А я испуганно отвожу взгляд и обнимаю себя за плечи, которые вот-вот начнут содрогаться от очередной истерики. И ведь чувствую, как мужчина пристально на меня смотрит. Ждет ответа.
– Все хорошо, – произношу я. – Больно и страшно, когда дети болеют.
– А мне кажется, что дело не только в этом, – подмечает он.
Господи! За что мне это? За что так проказница-судьба со мной играет?
Надо было сразу бежать без оглядки из его дома, но я испугалась, что вообще без работы останусь. Надо было ехать сюда на общественном транспорте, но я позволила Матвею Георгиевичу решить за себя.
Я слабая, безвольная, никчемная… Я приношу горе. Сначала Мите, теперь – своему ребенку.
– Посмотри мне в глаза, – говорит довольно жестко Матвей Георгиевич.
Не могу. Даже это не могу сделать! Господи, где же бабушка? Пусть спасет меня от этого кошмара. Только некого винить, кроме себя самой. Некого! Я привезла его в этот дом. Я позволила всему зайти так далеко.