Бес в серебряной ловушке
Шрифт:
…Годелот почти не спал в ту ночь. Первый взрыв эмоций отбушевал, мысли прояснились, и шотландец ощутил, что открытия этого вечера поселили в его душе некоторое спокойствие. Он и прежде знал, что Орсо не бескорыстен в своих благодеяниях, но непонимание их причин вызывало непреходящую тревогу. Теперь, когда мгла рассеялась, Годелот почувствовал себя увереннее.
Итак, ему отведена роль бестолкового щенка, что ретиво побежит по следу друга, увлекая за собой загонщиков. Недолго же вы хранили свои козни в тайне, мой полковник. Все же, как ни крути, вы военный,
Воскресная встреча с Пеппо стала еще более насущной необходимостью – друга нужно было предупредить, что охота за ним не прекращается. Но теперь требовалась особенная осторожность. За Годелотом будут следить…
Если не принимать в расчет новые тревоги, со времени заключения в карцере служба Годелота стала не в пример приятнее. Он по-прежнему ни с кем не сходился накоротке, но однополчане перестали дичиться чужака. Теперь с ним здоровались на равных, без всякой враждебности вовлекали в общие разговоры, и никто больше не пытался уязвить его ядовитым выпадом.
Слегка удивляло Годелота разве что непонятное стремление Марцино набиться ему в приятели. Теперь недавний недруг просто лучился доброжелательностью, но неизменная кривая усмешка Дюваля сразу убеждала шотландца, что весь этот елей напускной. Сам Дюваль относился к Годелоту слегка иронично, но подросток инстинктивно ощущал, что за этим фасадом не таится ничего дурного. Клименте же смотрел на новобранца бесстрастно, но порой в снисходительном взгляде мелькала непонятная шотландцу хитринка, будто тот знал о Годелоте что-то крайне любопытное.
Все это давало поводы для раздумий, но подростку и так было о чем беспокоиться, поэтому чудачества однополчан он без колебаний отложил до более подходящей поры.
В ночь на воскресенье Годелот лежал без сна на узкой койке, глядя в потолок, на котором тусклый лунный свет вычертил косой контур оконного переплета. Тюфяк, казалось, был полон горячих углей. Кому нужна такая длинная ночь? Скорее бы утро.
Пробормотав что-то бранное, шотландец перевернулся – лежать на спине все еще было больно. Ему отчего-то чудилось, что за эту бесконечную ночь мир снаружи может исчезнуть, не дождавшись его.
Как много времени он потерял! И вообще, сколько можно крутиться на месте? Он устал от загадок, подозрений и мелькающих за спиной теней. Пришло время что-то предпринять.
Вероятно, Пеппо уже осенили какие-то новые идеи. Слепой шельмец порой бывал почти пугающе прозорлив. Пора выяснить, что нужно всем этим стервятникам, рыщущим вокруг тела пастора Альбинони. Кто знает, быть может, стоит просто отдать эту загадочную вещь и избавиться от висящего над головой камня. Инквизитор назвал ее «страшным предметом, способным причинить чудовищные беды». Себе дороже хранить подобную дрянь. Только вот знать бы, что это такое…
Эта мысль окончательно лишила Годелота сна. Замок был разгромлен дотла, вывернут наизнанку, как снятый чулок. И все же, выходит, Орсо не нашел того, что искал. Но не мог же незадачливый ученик пастора случайно
Шотландец вдруг приподнялся на койке, кривясь от боли в спине. Ладанка. Единственный предмет, действительно взятый им у пастора. Но она была прямо на теле, и Орсо наверняка отлично ее видел. Чушь какая-то.
Годелот снова лег, на сей раз твердо решив попытаться заснуть.
…Несмотря на беспокойную ночь и невеселые размышления, утро застало шотландца в великолепном расположении духа. Все невзгоды и превратности утратили свою грозную фатальность и уже казались вполне преодолимыми. Три недели заточения закончились, и Годелот пылал жаждой деятельности. Он особо тщательно одевался в то утро и в трапезную вышел при полном параде.
– Эй, Мак-Рорк! Никак по девкам собрался! – окликнул его у входа Карл, но Годелот только ухмыльнулся:
– Да уж не по церквям – так точно!
Сосредоточиться на утренней молитве не удалось, вкус еды тоже ускользнул от шотландца, но уже в восьмом часу Годелот почти бегом шагал к выходу. Где-то позади слышались команды Фарро, и шотландца охватило почти детское упоение оттого, что все эти понукания сейчас к нему касательства не имеют.
Распахнув дверь, он вдохнул теплое солоноватое дуновение бриза, донесшегося с лагуны и заплутавшего в лабиринте городских стен. Поправив вычищенную скьявону и одернув щегольский камзол, Годелот едва не расхохотался вслух над собственными павлиньими ужимками и сошел с высоких ступенек крыльца. Неширокая улочка уводила вперед, к площади, поблескивая залоснившимися старинными булыжниками. Меж кровель домов, стыдливо озелененных кромками мха по фундаменту, сияло ярко-голубое небо, еще не выбеленное полуденным зноем.
Уже поворачивая за угол, подросток обернулся – переулок был пуст. Однако несколько минут спустя, когда Годелот смешался с нарядной толпой, из-за того же угла вывернул неприметный человечек и неспешно зашагал следом за служивым…
…Первые полчаса шотландец пытался понять, следят ли за ним. Однако полковник едва ли послал бы в качестве шпиона неуклюжего дурака, и Годелот решил исходить из того, что за ним так или иначе кто-то идет. Мысль эта преисполнила шотландца слегка мстительного задора, и он прибавил шаг. Кто бы ни тащился по пятам, облегчать ему прогулку было ни к чему.
До одиннадцати часов легконогий подросток без устали носился по городу. Он то неспешно шагал по широким богатым улицам, глазея на роскошные фасады, лепнину, статуи и барельефы, то вдруг припускал почти бегом и, не замедляя ход, сворачивал в многолюдный переулок или нырял в лавку.
Конечно, противостоять соблазнам было немыслимо. Годелот вскоре разжился парой отличных перчаток и новой шляпой в тон к камзолу, купил письменные принадлежности, которых ему порядком не хватало за время заточения в особняке, и поклялся себе, что однажды придет время – и он обязательно разорится на часы.