Бес в серебряной ловушке
Шрифт:
Среди непрерывного движения по-воскресному нарядных прихожан у церковной стены стоял черноволосый юноша. Он не спешил войти в храм, не высматривал знакомых, только бесцельно водил рукой по кладке стены, словно ощупывая узор трещин.
Ударил колокол к мессе, толпа на площади поредела, а подросток все так же терпеливо стоял у стены, кого-то ожидая. Солнце неспешно катилось по небу, снова площадь затопили десятки людей, а затем старинные плиты опять безмятежно залоснились в солнечных лучах. Юноша ждал, делая несколько шагов то в ту, то в другую сторону и снова возвращаясь к стене, будто к указателю. Вот тень колокольни отползла к краю площади, а яркие лучи ударили в смуглое лицо, но юноша не прищурился, позволив солнцу
…Уже темнело, когда Пеппо поднялся с еще не выстывших растрескавшихся плит и хмуро потер лоб. Он вышел на середину площади, еще немного постоял, прислушиваясь к шагам редких прохожих. А потом двинулся к одному из переулков, то и дело замедляя шаги и снова вслушиваясь в вечерний городской гул.
Годелот не пришел.
Глава 13
Краденая смерть
Длинные полутемные коридоры, замшелые стены, лужи на выщербленном полу… Такие же крысоловки за толстыми решетками через каждые пятнадцать шагов, все до единой пустые. Годелот шел впереди своего конвоира, напоминая себе, что ему в любом случае сейчас хоть что-то объяснят. Однако где-то в глубине души, где живет примитивная мудрость поколений и куда не заглядывает логика, сидело чувство, что все чертовски скверно и если сейчас его выведут прямо в тюремный двор к эшафоту – он ничуть не удивится.
Но вот несколько крутых ступеней отсчитали поворот, и солдат распахнул перед шотландцем массивную дверь, закругленную сверху. Годелота ввели в длинную комнату с низким потолком, под которым из узкого, будто бойница, окна нехотя брезжил скупой дневной свет. Два факела ярко пылали на стенах.
В углу Годелот увидел печь, в которой плясало щедрое пламя. На каменном подклете были разложены инструменты неясного назначения, поневоле вызвавшие у кирасира желание отвести глаза. Под самым потолком виднелся мощный ворот с намотанной толстой веревкой, однако на него шотландец почти не обратил внимания: он никогда прежде не видел дыбу и не знал назначения этого грозного орудия.
За длинным столом шотландца ждали двое – седой писарь в неизменной доминиканской рясе и уже знакомый ему монах с покрытой клобуком головой. Отчего-то Годелот был уверен, что именно этот клирик вчера сидел напротив него в лодке.
…Мальчишка вошел и встал напротив стола. Руки связаны, колет измят, а ясные карие глаза смотрят спокойно и выжидательно. Он и правда спал. Иначе глаза были бы красны от дыма и усталости. Мерно взблескивают на груди пуговицы в такт дыханию. Не боится.
Отец Руджеро почувствовал прилив раздражения. Он допустил ошибку, оставив мальчишку на ночь в камере. Доминиканец имел дело с множеством арестантов и отменно разбирался в их нехитрой психологии. Проще всего с напуганными и плачущими людьми. Их нужно допрашивать немедленно, пока паника лишает их осторожности, и они говорят, говорят без умолку, клевеща на себя и других, и монаху остается лишь отделить зерна смысла от плевел пустой болтовни. Попадались и другие, те, что шли в крепость с поднятой головой, уверенные в своей невиновности или же безнаказанности. Их Руджеро оставлял на ночь поразмыслить, ненароком забывая заменить погасший факел. Глухая тьма и полное одиночество в замершем времени обычно деморализовали упрямцев, и наутро те были не в пример податливее.
Вчера юнец сидел в лодке напротив Руджеро, и монах видел, что лоб арестанта сух, а дыхание ровно. Но похоже, что и тишина темницы ничуть его не впечатлила. Что ж, хорошо. Руджеро всегда нравились крепкие натуры, как отличному лютнисту нравятся замысловатые пьесы.
…Несколько минут протекли в тишине, только печь мерно потрескивала горящими дровами да снаружи доносился едва различимый рокот волн. А потом монах выпрямился и откинул клобук.
Годелот молча смотрел в незнакомое лицо – узкое, суровое, тонкогубое,
– Арестованный, назовите свои имя, возраст и род занятий.
Шотландец ответил, стараясь говорить так же невозмутимо:
– Годелот Хьюго Мак-Рорк, семнадцать лет, рядовой гарнизона ныне покойного графа Оттавио Кампано.
Монах кивнул писарю.
– Арестованный, подтверждаете ли вы, что прибыли в Венецию около двух недель назад из графства Кампано?
– Да.
– Подтверждаете ли вы, что вещи, найденные в вашей комнате при аресте, принадлежат вам?
– Да.
– Подтверждаете ли вы, что четыре дня назад нанесли визит в канцелярию церковного суда, где оставили письменное донесение о нападении на графство Кампано?
– Да.
– Подтверждаете ли вы, что все факты, перечисленные в нем, изложены вами добровольно и без стороннего принуждения или наущения?
– Да.
– Вы прибыли в Венецию один?
– Нет.
– С кем же?
– Со случайным попутчиком.
– Имя?
– Джузеппе.
– Фамилия?
– Не знаю.
– Звание?
– Подмастерье.
– Возраст?
– Мой ровесник.
– Вы упоминаете, что застали графство разоренным, вернувшись из отлучки. Где вы пребывали?
– В Тревизо.
– С какой целью покидали графство?
– Имел поручение от командира о закупке арбалетной тетивы.
– Вы вернулись в срок?
– Нет, задержался на сутки.
– Вы видели тело графа Кампано?
– Нет. Наверное, оно осталось в сожженных покоях.
Руджеро пролистнул стопу и вытянул за уголок хорошо знакомый Годелоту исписанный лист.
– Итак, в своем донесении вы утверждаете, что земли графа Оттавио Кампано подверглись атаке. – Монах сделал паузу, просматривая документ, а затем брови его чуть приподнялись. – Вы занятный рассказчик. Живо написано, с огоньком. Итак, деревни и посевы были выжжены с чудовищной жестокостью, но жертв почти не приключилось. Замок же разорен дотла, и в нем все истреблены под корень. Ворота не взломаны, на трупах нет колотых ран, тел нападавших вы не нашли. Черепа всех убитых раздроблены тяжелыми предметами. Единственный уцелевший, встреченный вами, уверял, что на графство налетела орда безмолвных огненных демонов. – Доминиканец оторвался от листа и поднял глаза. – Это по меньшей мере странная история. Если не сказать… неправдоподобная.
Годелот машинально облизнул губы.
– Да, святой отец, вы правы. Именно поэтому я так надеялся на расследование.
Обвинитель помолчал, глядя на арестанта, словно ожидая, что тот что-то добавит, а затем сухо заговорил вновь:
– Также вы утверждаете, что на замок был совершен вооруженный рейд, в доказательство чего представляете ландскнехтский шлем одного из якобы нападавших. Отчего же вы обратились в Патриархию, а не в канцелярию военного трибунала?
– Потому что ходатайство от рядового там даже не примут, – хмуро пояснил Годелот, – а перед Богом все равны… По крайней мере, так меня учили.
Руджеро помолчал, глядя во вспыхнувшее лицо шотландца. А потом спокойно промолвил:
– Перед Богом – безусловно. Но между Ним и вами стоят люди, что существенно все осложняет, не так ли? Однако я готов помочь вам с установлением справедливости, которой вы ищете, если вы в свою очередь поможете мне. – Он слегка подался вперед и четко вымолвил, словно припечатывая каждое слово ладонью: – Известно ли вам, юноша, что семья Кампано подозревалась в занятиях оккультизмом и еретическими науками?