Бес в серебряной ловушке
Шрифт:
Алонсо шмыгнул носом:
– Так матушка-то у меня на сносях. Слаба очень, работать почти не может, а отца где-то кондотьер гоняет, в наемниках он. Я у дядюшки в услужении, господа военные монет пять, бывает, в день сунут, так и крутимся. Да мало… Матушке питаться надо хорошо, повитуха сказала, а то дитя хворое народится. Ну я и подумал… я подумал… Вы вчера, эвон, четыре листа бумаги извели, при деньгах, стало быть. А у меня приятели в квартале есть… Ну, не думайте, они не какие-то там… Так, просто, рассказали того да другого. Я за вами от траттории шел. Подумал… ну…
Ребенок запнулся и замолчал, учащенно дыша.
– Ясно, – усмехнулся
Алонсо от неожиданности икнул, а тетивщик рассмеялся и потрепал малыша по взъерошенным жестким волосам:
– Жизнь длинная, брат, кто знает, какие уменья пригодятся. Только лучше, чтоб не понадобились тебе мои советы. Да не дрожи ты. Не буду я на тебя кляузничать. А еще… – Тут Пеппо сделал паузу, слыша, как ребенок взволнованно затаил дыхание. – Ты же рассчитывал, что поживишься монеткой, верно? Так вот, окажи мне услугу – и будет тебе чем сегодня матушку порадовать, да к тому же честно.
– А не обманете, господин? – Это должно было звучать независимо, но прозвучало, скорее, жалобно.
Пеппо делано нахмурился:
– Не обману, не трусь. Я не дурак, чтоб наживать себе врага там, где мне еду стряпают. Ты только сам меня не обмани и о поручении моем сразу по исполнении позабудь. А то сам понимаешь, вдруг выпью лишнего при твоем дядюшке. Я во хмелю страсть как болтлив делаюсь.
Алонсо охнул и скороговоркой протараторил:
– Чтосделатьприкажете?!
Тетивщик вынул из-под весты письмо.
– Слушай, брат. Это письмецо надобно отнести в тратторию «Два моста», что в паре кварталов от церкви Мадонны дель’Орто. Она неприметная, но ее легко сыскать, там и правда два моста через канал по обе стороны от входа. Как войдешь – скажи хозяину, что передать письмо тебе нужно кирасиру, британцу Годелоту в собственные руки. Ежели нет его в траттории, скажи вот что…
…Полчаса тянулись, словно загустевший мед, лениво капающий с носика кувшина. Пеппо с видом отпущенного отобедать подмастерья сидел у источенного сыростью лодочного причала и легкомысленно бросал в воду камешки, всем видом своим являя законное и оттого вдвойне блаженное безделье. Но за безмятежным фасадом клокотал и пенился раскаленный котел тревоги и сомнений.
Отчаянно желая получить весть от друга, тетивщик изводился беспокойством об Алонсо. Вправе ли он был посылать ребенка с подобным поручением? Пеппо рассудил, что малыш не вызовет ни у кого подозрений. Вдобавок он дал Алонсо подробные указания. Но кто знает, не оробеет ли несмышленыш? Да и откуда ему известно, что сейчас происходит в траттории. Пеппо отлично понимал, что среди людей хватает ублюдков, способных походя ударить ребенка, даже не заметив его.
Неизвестно, какие безумные решения могло бы породить это самобичевание, но доски причала заскрипели под торопливыми шажками, и плеча тетивщика коснулась детская ладонь:
– Мессер Фабрицио!
Пеппо ощутил, как внутри разом ослаб какой-то туго затянутый узел, и вскочил:
– Просто Фабрицио. Ну, рассказывай!
Алонсо словоохотливо залопотал:
– Явился я, кирасира Годелота спросил. А хозяин аж вздрогнул. И вмиг разулыбался, будто я ему пирогов принес. Нету его, говорит, по делам вышел. Ну а я ему, как вы велели, толкую –
Подросток слушал малыша, а тот воодушевленно рассказывал, с явным удовольствием изображая гундосый голос хозяина и себя, прикинувшегося «дурачком». Похоже, Алонсо нимало не испугался. Поблагодарив мальчика, Пеппо, не скупясь, заплатил ему за труды и снова потрепал по волосам:
– Ну, бывай. В траттории еще увидимся. И не забудь – у нас у каждого по секрету в рукаве.
– Да что вы, что вы! – пискнул малыш и мгновенно исчез.
Тетивщик обернулся к каналу и раздосадованно бросил в воду крупный камень. Годелота не было в траттории… Зато кто-то очень ждал там его визитеров. Хозяин не стал бы печься об Алонсо – рявкнул бы, что постояльца дома нет, а где уж посыльный станет ждать, не его забота. И уж конечно, он не стал бы бегать с письмами наверх. Бросил бы под стойку, спасибо, если б при встрече упомнил. Нет, перехватив письмо, трактирщик кому-то его понес. Кому-то, кого чертовски боялся. Что же случилось, Лотте? Что за несчастье я успел на тебя навлечь?..
Раздался стук, и на пороге комнатушки показался хозяин траттории, сияющий, как новый цехин.
– Святой отец, письмецо я выудил. Пострел какой-то принес, извольте взглянуть! Не иначе, от сообщника какая весточка!
Тощий монах-доминиканец, доселе стоявший у окна, неспешно шагнул к трактирщику и взял из его руки сложенный лист бумаги. Развернул его невозмутимо и неторопливо, лишь руки с по-паучьи длинными костлявыми пальцами нервно подрагивали. Нахмурившись, монах прочел письмо, а потом швырнул его на пол.
– Любезный, я вовсе не для того сижу в этой комнате, чтобы просеивать через сито чужие поганые грешки. Я жду весьма опасного смутьяна. Это же, – указал монах острым подбородком на лежащий у стола лист, – это мусор.
Обескураженный трактирщик, успевший взлелеять надежду, что долгожданное письмо избавит его тратторию от малоприятного гостя, поклонился и уныло зашагал вниз.
А монах подобрал бумагу и снова перечел послание. Прыгающие строки, написанные неуверенной и неумелой рукой, густо испятнанные перепачканными в чернилах пальцами, гласили:
«Сокол мой ненаглядный! Прождала тебя все воскресенье. А ты ветрогон не явился. Я в обиде. Только очень уж мне твой подарок по душе. Приходи снова. Глядишь прощу тебя. Твоя покинутая безутешная Жозефа».
Глава 15
Ангел-процентщик
Тук… тук… тук… Тук, тук, тук, тук, тук… Туктуктуктуктуктук…
Кровь стучала в запястье и щиколотках, сначала легко и словно удивленно, потом все настойчивее и крепче, пока с неистовой силой не заколотила в тонкую кожаную преграду, будто хозяйка, вернувшаяся под свой законный кров и обнаружившая невесть кем запертую дверь.