Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий
Шрифт:
Чуть поколебавшись, Юдзу молча снимает с двери цепочку. Его правая рука сжимает поясок от халата в кармане плаща…
Цкуру невольно нахмурился. Что за ерунда лезет в голову? Зачем бы ему убивать Юдзу?
Разумеется, абсолютно незачем. За всю его жизнь в этой реальности ему ни разу не захотелось кого-либо убить. Но кто может утверждать, что ни в одной из своих ночных фантазий он не пытался задушить Юдзу? Что за мрак царит в бездне его подсознания, он и сам понятия не имел. Но понимал одно: в подкорке у Юдзу, без сомнения, царил такой же бездонный мрак. И где-то в невидимых катакомбах эти пропасти наложились одна на другую.
– Думаешь о ней, да? – спросила Эри.
– Все эти годы до сих пор, – сказал он, – я считал себя жертвой. Упорно думал, что меня жестоко обидели безо всякой моей вины. Обида эта не заживала очень долго и тормозила всю мою дальнейшую жизнь. Одно время, признаюсь, я даже ненавидел вас, всех четверых. Почему я один оказался в таком дерьме? Хотя, возможно, все было совсем не так. И прежде чем оказаться жертвой, я сам, даже не понимая того, обижал других. И ваши обиды ударили по мне рикошетом.
Ни слова не говоря, Эри пристально смотрела на Цкуру.
– Так что, вполне возможно, это я убил Юдзу, – признался он. – Той самой ночью… Это я стучал в ее дверь.
– В каком-то из смыслов, – заметила Эри.
Цкуру кивнул.
– А в каком– то это сделала я, – добавила она, глядя куда-то вбок. – И это я стучала в ее дверь.
Цкуру посмотрел на ее загорелое лицо. На чуть вздернутый нос, который всегда ему нравился.
– Каждого из нас посещали такие мысли, – проговорила Эри. Ветер на время унялся, белая занавеска на окне застыла недвижно. Лодка больше не постукивала о причал. И только бодрое щебетанье доносилось до Цкуру. Незнакомые птицы выводили диковинные, не слыханные доселе мелодии.
Под эти трели она убрала челку со лба, вновь закрепила заколкой и подперла рукой подбородок.
– Ну а что ты думаешь о том, чем занимается Красный? – спросила она как ни в чем не бывало. Словно отцепила от Времени гирю, чтоб оно бежало полегче.
– Даже не знаю, – ответил Цкуру. – Его теперешний мир слишком отличается от моего. Что там хорошо, а что плохо, судить не мне.
– А вот мне его нынешнее кредо совсем не нравится. Абсолютно. Хотя, конечно, это не повод рвать с ним отношения. Все-таки он был одним из моих лучших друзей. Да, пожалуй, таким и остался. Хотя мы не виделись уже лет семь-восемь…
Она снова поправила волосы. И продолжала:
– Видишь ли, год за годом Красный отчисляет своим подопечным-католикам крупные суммы. Чтобы поддержать их школу. Они, само собой, этому очень рады. Потому что сами еле сводят концы с концами. Но о том, что он их спонсор, никто не знает. Он хочет оставаться инкогнито. Кроме посвященных, об этом, наверно, знаю только я. Так уж получилось… Но ты не подумай, он вовсе не какой-нибудь злодей. Он только изображает злодея… Зачем, не знаю, но, видимо, есть на то свои причины.
Цкуру кивнул.
– Вот и с Синим так же, – добавила она. – Душа его все такая же чистая. Это я знаю. Но уж очень непросто с такой душой пробиваться по жизни. Ты ведь заметь: и тот, и другой добиваются большего, чем обычные люди. Потому что выкладываются на пределе своих талантов и сил, как они это делали всегда. Знаешь, Цкуру… Я вообще уверена: все, что с нами случилось, было не зря. Я о том, что когда-то все мы были единым целым. Я серьезно. Даже если это и длилось всего несколько лет…
Она снова закрыла лицо руками. Помолчала. И, отняв руки, продолжила:
– Каждый из нас выжил, как смог. И ты,
– Если что во мне и осталось… я только станции строить умею… – заметил Цкуру.
– Вот и отлично. Продолжай. Даже не сомневаюсь, что все твои станции отлично спроектированы, безопасны и очень удобны.
– Стараюсь, – кивнул он. – На самом деле, хоть это и запрещено, на каждой станции, которую я построил, есть мое имя. Выцарапано гвоздем в еще не застывшем цементе. В каком-нибудь никому не заметном месте… Так и написано: «Тадзаки Цкуру» [43] .
43
Напоминает подпись ремесленника на штучном изделии: «Тадзаки изготовил», или «Работа (мастера) Тадзаки».
Эри рассмеялась.
– Даже когда ты умрешь, твои замечательные станции обязательно останутся… Вот и я на донышках своей посуды тоже подписываюсь инициалами.
Цкуру поднял голову и взглянул на нее.
– А хочешь, я о своей подруге расскажу?
– Ну еще бы, – сказала Эри. И соблазнительно улыбнулась: – Очень любопытно, что у тебя там за башковитая подруга…
И Цкуру рассказал о Саре. О том, как они познакомились и уже после третьего свидания переспали. Как Сара заинтересовалась историей их «неразлучной пятерки» и захотела непременно узнать, чем все кончилось. И как в их последнюю встречу у него ничего не получилось в постели. Он рассказывал очень искренне, ничего не тая. И под конец напомнил, что именно Сара уговорила его поехать сначала в Нагою, а потом и в Финляндию. Иначе он никогда не освободится от того, что тормозит его жизнь. Наверно, он любит Сару. И даже был бы не прочь на ней жениться. Пожалуй, никогда в жизни его ни к кому не тянуло так сильно. Вот только одно обстоятельство: у Сары, похоже, есть еще один любовник. Намного старше ее. Гуляя с ним под руку, она счастлива. У самого Цкуру сделать ее настолько счастливой, видимо, не получится никогда.
Эри выслушала его очень внимательно. Не перебивая и ни о чем не спрашивая, а когда он закончил, сказала:
– Послушай, Цкуру. Добейся ее. Несмотря ни на какие обстоятельства. Поверь мне. Упустишь эту женщину – боюсь, не добьешься уже никого.
– Но… я не знаю, смогу ли ее удержать.
– Почему?
– У меня не настолько сильное эго. Я бесцветный. Мне нечего ей предложить из себя, изнутри. Это у меня с детства. Всю жизнь как пустой сосуд. С формой вроде бы порядок, а внутри ничего. Вряд ли я тот, кто ей подходит. Боюсь, через какое-то время Сара узнает меня чуть лучше, сильно разочаруется и сама уйдет от меня.
– Цкуру. Ты должен быть смелым и верить в себя. Я же умудрилась в тебя влюбиться! И даже какое-то время думала посвятить тебе жизнь. Чего бы ты ни захотел от меня, я на все была готова. Девчонка из плоти и крови сходила по тебе с ума. Потому что ты этого стоишь. И внутри ты нисколечко не пустой!
– Это, конечно, приятно слышать, – вздохнул он. – Правда. Но я-то говорю о себе сегодняшнем. Вот в чем загвоздка. Мне уже тридцать шесть, но как только задумываюсь, кем я стал, меня тут же уносит в далекое прошлое. Что с этим делать, даже не представляю, особенно теперь. Ведь так сильно я еще не привязывался ни к кому на свете…