Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий
Шрифт:
– Почему же я ничего не замечал? – ошарашенно пробормотал Цкуру.
– Потому что кретин. – Эри закрыла глаза и потерла указательными пальцами веки. – Я тебе столько знаков подавала – чем дальше, тем откровеннее. Будь у тебя в голове хоть зачаток мозга, давно бы уже все понял.
Он попробовал сообразить, что это могли быть за знаки. Но ничего не вспомнил.
– После уроков ты оставался помогать мне по алгебре, – напомнила Эри. – И я каждый раз с ума сходила от счастья.
– Хотя в интегралах, кажется, так и не разобралась… – заметил
Эри слабо улыбнулась.
– В этом случае – да… А кроме того, тебе просто нравилась Юдзу.
Цкуру собрался что-то сказать, но Эри опередила его.
– Не стоит оправдываться. Ты не один такой. Юдзу притягивала всех, кто был с нею рядом. Еще бы, такая красавица. Прямо Белоснежка из диснеевского мультика. Ну а я не такая. Мне рядом с нею вечно доставалась роль сразу всех семи гномов… Ладно, чего уж там. Мы с Юдзу еще со средних классов дружили крепко, и раз уж мне такая роль выпала, ничего не поделаешь.
– Так что же, по-твоему, Юдзу тебя ревновала? Ну то есть, раз тебя ко мне тянуло, как девчонку к парню…
Эри покачала головой.
– Я всего лишь сказала, это могло повлиять на нее, вот и все. Я не психиатр, чтобы ставить диагнозы. Но сама Юдзу до последнего настаивала, что все случилось именно так. Что именно ты в своей токийской квартире силой лишил ее девственности. Такова была ее версия, окончательная и неизменная. Зачем ей понадобилось это сочинять, я не пойму до сих пор. Да, наверно, уже никто никогда не поймет. Видимо, просто бывают сны ярче всякой реальности. Может, как раз такой сон ей и приснился, не знаю… Хоть и понимаю, что тебе от этого не легче.
– А ее саму тянуло ко мне как к парню?
– Нет, этого не было, – ответила Эри не задумываясь. – Ее вообще ни к каким парням не тянуло.
Цкуру поднял брови.
– Лесбиянка?
– Нет. Это я точно знаю. Просто все, что связано с сексом, с детства вызывало у нее отвращение. Или даже боязнь. О многих вещах мы болтали с ней откровенно, а вот разговоров о сексе она почти всегда избегала. Я-то сама к этой теме спокойно отношусь, но стоило лишь коснуться ее, как Юдзу тут же заговаривала о другом.
– И что же с ней случилось после выкидыша? – спросил Цкуру.
– Сначала взяла академ в институте. Слишком плохо выглядела, не хотела появляться на людях. Ну и ушла в отпуск «по состоянию здоровья». Заперлась дома и вообще перестала на улицу выходить. И тут у нее развилась анорексия. Почти все, что съедала, выблевывала, а оставшееся выводила клизмой. Если бы так продолжалось, точно бы умерла от истощения. Я сводила ее в консультацию, и она стала худо-бедно принимать пищу. Полностью оправилась только через полгода. В самый кризис весила сорок кило, как душа в теле держалась? Но постепенно взяла себя в руки. Я тогда навещала ее каждый день, утешала, поддерживала как могла. И через год академа она восстановилась.
– Откуда же у нее взялась эта… анорексия?
– Все просто. Она хотела избавиться от месячных, – сказала Эри. – А если организм истощен до предела, месячные
– Кошмар какой-то, – пробормотал Цкуру.
– Да, очень жуткий кошмар. Из-за которого и пришлось от тебя отвернуться. Хоть я и жалела тебя до боли, и понимала, что поступаю жестоко. Но больнее всего было знать, что я больше не смогу тебя видеть. Это знание просто разрывало меня на куски. Слишком сильно тянуло к тебе.
Эри помолчала, упершись взглядом в свои руки на столе.
– И все-таки, – продолжала она, – первым делом я решила выходить бедняжку Юдзу. Это стало моей Задачей Номер Один. Кошмар, который с нею случился, начал пожирать ее жизнь, и ее нужно было спасать в первую очередь. А тебя пришлось бросить за борт в холодную темную воду, чтобы ты сам выплывал, как получится. И я верила, что у тебя хватит на это сил.
Оба надолго замолчали. Шелест ветра в листве за окном напоминал шум морского прибоя.
– Значит, – наконец произнес Цкуру, – Юдзу поправилась и вернулась к учебе. И что было дальше?
– Дальше она продолжала раз в неделю ходить на реабилитацию, но в целом вернулась к нормальной жизни. По крайней мере, больше не выглядела как привидение. Вот только той Юдзу, которую мы знали, быть уже перестала…
Эри вздохнула и задержала дыхание, подбирая слова.
– Она полностью изменилась. Так много потеряла, что перестала интересоваться жизнью. Музыкой в том числе. Видеть ее такой было очень страшно… И только преподавать музыку детям любила по-прежнему. Даже когда ее шатало от слабости, раз в неделю она шла в музыкальную школу при католической церкви и занималась с детьми. Жила одна и продолжала свое маленькое Дело. Что-то вроде внутреннего стержня, который не позволяет упасть. Без него она бы…
Эри обернулась к окну и вгляделась в плотные тучи, затянувшие небо над деревьями.
– Но к этому времени Юдзу уже не относилась ко мне так безусловно, как раньше. Постоянно повторяла, что очень мне благодарна. Что я спасала ее, как могла, не жалея сил… Наверное, и правда благодарила меня. Но в то же время – я ее больше не интересовала. Она уже потеряла интерес почти ко всему на свете. И я стала частью этого «почти всего». Осознать это было очень тяжело. Слишком долго мы были неразлучны, и слишком высоко я ценила ее в своей жизни. Но факт оставался фактом – я больше не была для нее тем, чего не хочется потерять ни за что на свете…
Эри вгляделась в некую точку перед собой и добавила:
– Она перестала быть Белоснежкой. А я, в свою очередь, устала играть роли сразу всех ее гномов.
Совершенно машинально она взяла чашку, поднесла к губам и тут же поставила на стол.
– Так или иначе, к тому времени наша дружная компания – ну, без тебя, понятное дело, – окончательно рассыпалась. Все закончили вузы, каждый занялся своей жизнью, школьные годы уплывали все дальше в прошлое. Да и бойкот, который мы тебе объявили, оставил в сердце у каждого рану.