Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий
Шрифт:
«Объяснять что-либо в этой жизни вообще очень трудно, – сказала Ольга. – Не важно, на каком языке».
Она права, подумал Цкуру, глотнув вина. Особенно если объясняешь не другим, а самому себе. Очень важно не перестараться, иначе где-нибудь обязательно вылезет ложь. Завтра ведь наверняка станет ясней, чем сегодня, поэтому лучше не торопиться и подождать. Ну а не станет ясней – что поделаешь. Бесцветный Цкуру Тадзаки останется таким и дальше. Кому от этого плохо?
Он снова подумал о Саре. О ее мятно-зеленом платье, беззаботном смехе и мужчине, с которым она шагала под руку. Но все эти мысли никуда его не вели. Души людей – одинокие
Он закрыл глаза и прислушался к аккордеону. Простая мелодия едва доносилась сквозь гул голосов. Как пароходный гудок, заглушаемый ревом прибоя.
Выпив полбокала, Цкуру положил на столик пару банкнот с какой-то мелочью и поднялся. Проходя мимо аккордеониста, бросил ему в шляпу монету в один евро, как поступали все, потрепал по загривку собаку у фонаря (та, впрочем, даже не шелохнулась) и побрел обратно в отель.
По дороге Цкуру купил в киоске бутылку минералки и более подробную карту южной Финляндии.
В скверике посреди широкой улицы стояли в ряд каменные шахматные столы, за которыми сидели люди и играли принесенными с собой фигурами. Здесь были только мужчины, в основном – старики. В отличие от публики в пиццерии, все игроки молчали, как и наблюдавшие за ними болельщики. Определенно, сосредоточенность требует тишины. По улицам ходило много пешеходов с собаками. Собаки тоже молчали. Вокруг пахло то жареной рыбой, то шавермой. На часах было почти девять, но цветочник все предлагал букеты самых разных сортов и оттенков, словно забыв о том, что надвигается ночь.
В отеле Цкуру подошел к стойке дежурного и попросил разбудить его в семь утра. И, вдруг вспомнив, добавил:
– Скажите, а где-нибудь поблизости есть плавательный бассейн?
Чуть сдвинув брови, дежурный задумался, а потом очень вежливо покачал головой, словно извиняясь за какие-то недоделки в истории своего государства.
– Мне очень жаль, – сказал он, – но бассейна поблизости нет.
Вернувшись в номер, Цкуру задернул как можно плотнее шторы, чтобы снаружи не пробивалось ни лучика света. Разделся, залез в постель. Но, подобно старым назойливым воспоминаниям, свет все равно пробивался в комнату непонятно откуда. Глядя в сумеречный потолок, Цкуру думал о том, как все-таки странно, что для встречи с Черной он приехал в Хельсинки, а не в Нагою. Свет белых ночей Северной Европы вызывал в сердце странную дрожь: тело требует сна, а голова продолжает бодрствовать.
Затем он стал думать о Белой. Вот уже очень давно она не приходила к нему во сне. А когда-то – снилась, и очень часто. В большинстве этих снов они занимались любовью, и он бурно кончал в нее. А потом просыпался, шел в ванную и, стирая испачканные спермой трусы, пытался разобраться в себе. Чего же все-таки у него к Белой больше? Мук совести – или желания обладать? Безумная смесь, способная родиться только в очень мрачном, никому не известном месте, где реальность перепутана с ирреальностью. Он подумал, как было бы здорово снова увидеть сон с Белой. О чем угодно и с какими угодно переживаниями.
Наконец он уснул, но никакого сна не увидел.
15
В семь утра зазвонил телефон, и Цкуру открыл глаза. Спал он очень долго и крепко, и по телу растекалась уютная истома. Он принял душ, побрился, почистил зубы, а истома все не проходила. Небо затягивали плотные тучи, но дождем, похоже, не пахло. Одевшись, Цкуру спустился в буфет и съел несложный завтрак.
В десятом часу он отправился в офис к Ольге. То была крошечная контора в домике на склоне холма, и кроме самой Ольги там работал только один сотрудник – долговязый мужчина с рыбьими глазами. Когда Цкуру вошел, тот объяснялся с кем-то по телефону. На стенах вокруг висели красочные плакаты – пейзажи Финляндии. Ольга вручила ему несколько распечаток – подробную карту местности. Если двигаться от Хямеэнлинны вдоль берега озера, вскоре попадаешь в совсем небольшой городок, где и находится дача семьи Хаатайнен. На этом месте Ольга ручкой поставила крестик. Озеро было узким и длинным, как река, и тянулось куда-то далеко за пределы карты. Видимо, сотни тысяч лет назад на этом месте полз ледник.
– Думаю, вы не заблудитесь, – сказала Ольга. – Финляндия – не Токио или Нью-Йорк. Дороги почти пустые. Просто следуешь указателям и стараешься не врезаться в лосей – и всегда добираешься куда нужно.
– Большое спасибо, – сказал Цкуру.
– Машину я вам забронировала. «Фольксваген Гольф», всего две тысячи километров пробегал. Даже скидку выбила, хоть и небольшую.
– Замечательно! Я вам очень обязан.
– Желаю, чтобы все у вас сложилось удачно. Раз уж специально в такую даль ехали. – Ольга лучезарно улыбнулась. – Если возникнут сложности, звоните мне сразу.
– Так и сделаю, – обещал он.
– А насчет лосей осторожнее. Очень глупые звери. Старайтесь сильно машину не гнать.
Они пожали друг другу руки и расстались.
В фирме по аренде автомобилей ему выдали почти совсем новенький «Гольф», и сотрудница за конторкой объяснила, как доехать от центра Хельсинки до скоростного шоссе. Немного запутанно, но разобраться можно. А уж на самом шоссе не заблудишься и при желании.
Под музыку по радио он поехал по хайвею на запад, стараясь не выжимать больше ста. Почти все машины обгоняли его, но ему было все равно. Не водил он уже давно, а тут еще и руль слева. Тем более что к Хаатайненам он хотел прибыть, когда те уже пообедают. Времени много, торопиться некуда. Передавали классику – легкий, немного манерный концерт для трубы с оркестром.
По обеим сторонам шоссе тянулся лес. Похоже, сочная, пышная зелень – национальная особенность финских трасс. В основном березы вперемежку с соснами, елями, кленами. Сосны высокие, корабельные, а березы – огромные и раскидистые, в Японии таких не встретишь. И еще какие-то лиственные. Хищные птицы с огромными крыльями плавали на ветру, высматривая на земле добычу. Иногда за окном виднелись фермы – просторные дома на пологих холмах, долгие ограды загонов для скота и скошенные травы, аккуратно уложенные какими-то механизмами в огромные круглые скирды.
В Хямеэнлинну он приехал к двенадцати дня. Оставил машину на стоянке и минут пятнадцать бродил по городку. Заглянул в кафе на центральной площади, выпил кофе, съел круассан. Рогалик оказался слишком сладким, зато кофе – крепким и вкусным. Небо над Хямеэнлинной, как и над Хельсинки, затягивали плотные тучи. Вместо солнца – лишь тусклое оранжевое пятно. От поднявшегося ветра на площади стало зябко, и Цкуру натянул тонкий свитер.
Туристов в Хямеэнлинне он почти не встретил. Только люди в повседневной одежде иногда проходили с магазинными пакетами в руках. И даже на главной улице городка витрины предлагали отнюдь не сувениры, а самые обычные вещи для местных жителей и обитателей летних дач. На другом краю площади стоял христианский собор, массивный, с большими округлыми куполами. Черные птицы стайками, точно волны прибоя, переносились с купола на купол и обратно. А белые чайки, разгуливая по каменной площади, цепкими взглядами наблюдали за окружающим миром.