Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий
Шрифт:
Неподалеку от площади с нескольких лотков торговали овощами и фруктами. Цкуру купил пакет вишни, сел на скамейку, принялся есть. Пока он ел, две девочки лет десяти, стоя чуть поодаль, с любопытством его разглядывали. Наверное, в этом городишке нечасто появляются азиаты. Одна девчушка – высокая и миловидная, другая – загорелая и вся в веснушках. Обе с длинными косичками. Цкуру широко им улыбнулся.
Любопытные, словно чайки, обе осторожно подошли к нему.
– Китаец? – спросила высокая по-английски.
– Японец, – ответил Цкуру. – Похоже, но немножко не то.
На их
– Вот вы кто, русские? – спросил тогда Цкуру.
– Мы финки! – выпалила веснушчатая.
– Видите, и у вас то же самое, – сказал Цкуру. – Похоже, но немножко не то.
Они закивали.
– А что вы здесь делаете? – спросила веснушчатая. Так, словно тренировала английскую грамматику. Наверняка учит в школе английский, вот и решила потренироваться на иностранце.
– Приехал встретиться с другом, – ответил Цкуру.
– А вы долго летели сюда? – поинтересовалась высокая.
– Одиннадцать часов, – сказал он. – За это время два раза поел и посмотрел кино.
– Какое кино?
– «Крепкий орешек 12».
Они, похоже, остались довольны. Взялись за руки и убежали с площади, болтая юбочками, как перекати-поле на ветру. Не делая из жизни никаких вселенских выводов. Цкуру с облегчением вздохнул и доел вишню.
К даче Хаатайненов он подошел в половине второго. Найти ее оказалось не так легко, как надеялась Ольга, ибо ничего похожего на дорогу туда не вело. И если бы не сердобольный старичок, попавшийся на пути, Цкуру мог бы искать этот дом до скончания века.
Заметив, как Цкуру остановил машину и завис над картой из «Гугла», этот крохотный старичок в линялой охотничьей шапке и резиновых сапогах подъехал к нему на велосипеде. Из его ушей торчала буйная седая растительность, а глаза были налиты кровью – так, словно он на кого-то ужасно злился. Показав ему карту, Цкуру сообщил, что ищет дом господина Хаатайнена.
– Это недалеко. Давайте покажу, – предложил старик по-немецки, затем по-английски. Не дожидаясь ответа, он прислонил тяжелый черный велосипед к ближайшему дереву, забрался на пассажирское сиденье «Гольфа» и корявым, как старый сучок, пальцем ткнул куда-то вперед. Там, куда он указал, деревья расступались, открывая проселочную дорогу. А точнее – просто две колеи, между которыми зеленел высокий бурьян. Цкуру поехал по ним, вскоре показалась развилка. Впереди из земли торчал деревянный столб со стрелками вправо и влево, на которых краской вручную были написаны имена. На стрелке, смотревшей вправо, значилась фамилия «Haatainen».
Цкуру поехал вправо, пока не вырулил на большую поляну. За березовыми стволами сверкала на солнце озерная гладь. К маленькому деревянному причалу была пришвартована пластмассовая лодочка горчичного цвета. Совсем простенькая – порыбачить на досуге. Тут же на берегу стояла маленькая хижина с четырехугольной кирпичной трубой, рядом припаркован белый минивэн «Рено» с хельсинкскими номерами.
– Вот он, дом Хаатайнена, – угрюмо сообщил старичок. И, надвинув шляпу на уши так, словно собирался бороться с лютой метелью, смачно сплюнул себе под ноги. Жесткой, как камень, слюной.
– Спасибо, – сказал ему Цкуру. – Давайте я отвезу вас обратно к велосипеду. Дорогу я уже запомнил.
– Нет! Не нужно. Вернусь пешком, – сердито прокаркал старик. Смысл его карканья показался именно таким, хоть и на языке, которого Цкуру не знал. На слух прозвучало совсем не по-фински. Не оставив даже пары секунд для рукопожатия, старик выскочил из машины и широким шагом, не оглядываясь, двинулся прочь, будто сама Смерть, только что объяснившая умершим, как переправиться на тот свет.
Сидя в «Гольфе» на обочине среди летней травы, Цкуру проводил взглядом старика. А потом вышел из машины и глубоко вдохнул. Здешний воздух был куда чище, чем в Хельсинки. Свежий, словно только что изготовленный. Мягкий ветерок покачивал ветви берез и постукивал бортом лодки о деревянный причал. Где-то вдалеке резко вскрикивали птицы.
Он посмотрел на часы. Не прошел ли уже обед? Цкуру немного поколебался, но больше делать все равно было нечего, и он решил навестить Хаатайненов прямо сейчас – ступил в зеленую траву и направился к хижине. На солнышке у крыльца дремала собака, маленькая, с длинной коричневой шерстью. При виде Цкуру она вскочила и залаяла. Была она не на привязи, но тявкала так беззлобно, что Цкуру спокойно дошел до крыльца.
Лай, вероятно, услышали в доме. Не успел Цкуру шагнуть на ступени, как дверь распахнулась, и в проеме показался мужчина с густой золотистой бородой. Лет сорока пяти, не очень высокий, с длинной шеей и плечищами, похожими на огромную одежную вешалку. Шевелюра, все такая же золотистая, напоминала свалявшуюся щетку. Из-под нее выглядывали чуть заостренные уши. Клетчатая рубашка с коротким рукавом, линялые джинсы. Не убирая пальцев с дверной ручки, он смотрел на Цкуру. А потом окрикнул собаку, и та унялась.
– Хэллоу, – сказал Цкуру.
– Коннити-ва, – отозвался по-японски мужчина.
– Коннити-ва, – перешел тогда на японский и Цкуру. – Здесь живет господин Хаатайнен?
– Совершенно верно, – ответил хозяин на беглом японском. – Эдварт Хаатайнен – это я.
Цкуру поднялся по ступеням, протянул мужчине руку, тот пожал ее.
– Меня зовут Цкуру Тадзаки, – представился Цкуру.
– «Цкуру» – в смысле «создавать»?
– Да, именно тот иероглиф.
Хозяин широко улыбнулся.
– Я тоже кое-что создаю!
– Отлично, – сказал Цкуру. – Как и я.
Собака взбежала на крыльцо, потерлась головой о ногу хозяина. А потом точно так же – о ногу Цкуру, явно радуясь гостю. Цкуру протянул руку и потрепал ее по загривку.
– И что же создает Цкуру-сан?
– Строю железнодорожные станции, – ответил Цкуру.
– О… Кстати, а вы знаете, что первую железную дорогу в Финляндии проложили как раз между Хельсинки и Хямеэнлинной? Поэтому местные жители очень гордятся своей станцией. Почти так же, как домом Сибелиуса. Так что вы приехали в очень правильное место.