Бешенство
Шрифт:
В темноте палаты Тоби видела мигающий красный глазок волюметрической помпы — молчаливое подтвержение того, что препарат поступает в вену пациентки. Закрыв дверь, она села на стул рядом с кроватью Молли. И стала прислушиваться к дыханию девушки.
Красный огонек помпы мигал в гипнотическом ритме. Впервые за день Тоби позволила себе расслабиться и ни о чем не думать. Перед этим она позвонила в больницу Спрингер узнать о состоянии мамы; ее заверили, что изменений нет. «В эту минуту в другой палате, в другой
Тоби взглянула на часы и задумалась: когда же придет Дворак? Сегодня днем она пыталась рассказать ему о Джейн Нолан и была очень расстроена его очевидным нежеланием слушать. У него, конечно, тоже хватало неприятностей — взять хотя бы Молли. Вдобавок его пейджер разрядился. А потом он ушел, чтобы встретиться с кем-то в больничном вестибюле.
Тоби откинулась на спинку стула и уже подумывала, не вздремнуть ли ей, когда голос Молли произнес из темноты:
— Мне холодно.
Тоби встрепенулась:
— Я думала, ты спишь.
— А я вот лежала и думала…
— Я сейчас найду тебе одеяло. Можно включить свет?
— Можно.
Тоби зажгла лампу на прикроватной тумбочке, и девушка поморщилась от внезапной вспышки. На бледном лобике чернел синяк. Ее волосы грязными сосульками разметались по подушке.
На полке стенного шкафа Тоби нашла дополнительное одеяло. Она развернула его и накрыла девушку. Затем погасила лампу и на ощупь добралась до стула.
— Спасибо, — прошептала Молли.
Они продолжали молчать в темноте; тишина успокаивала их обеих.
— С моим ребенком что-то не в порядке, да? — вдруг спросила Молли.
Тоби заколебалась. Но потом решила, что правильней всего будет сказать правду.
— Да, Молли, — подтвердила она. — Не в порядке.
— Как он выглядит?
— Трудно сказать. Сонограмма не похожа на обычную картинку. Ее не так-то просто понять.
Молли выслушала это молча. Тоби настроилась на другие вопросы, прикидывая, насколько красочными должны быть ее ответы. «Твой ребенок — даже не человек. У него нет сердца, нет легких, нет туловища. Это всего лишь чудовищный зубастый комок плоти».
К облегчению Тоби, девушка расспросы продолжать не стала. Возможно, она боялась узнать всю правду, осознать весь ужас того, что она носит под сердцем.
Тоби наклонилась к девушке:
— Молли, я говорила с доктором Двораком. Он сказал, что была еще одна женщина, какая-то твоя знакомая, у которой тоже был необычный ребенок.
— Анни.
— Так ее звали?
— Да, — вздохнула Молли. Темнота скрывала ее лицо, но Тоби уловила в ее голосе усталость, изнеможение — оно было не только физическим, но и моральным.
Тоби присмотрелась к тени, в которую в темноте превратилось лицо Молли. Ее зрение приспособилось к темноте, она даже могла различить поблескивание глаз.
— Доктор Дворак беспокоится, что вы с Анни могли подвергнуться воздействию токсина. Который вызвал ненормальность ваших детей. Это возможно?
— Что значит — токсин?
— Какой-то наркотик или яд. Вы с Анни принимали что-нибудь? Таблетки? Уколы делали?
— Только таблетки, я вам про них говорила. Те, что дал мне Роми.
— Этот Роми, он давал тебе когда-нибудь другие лекарства? Что-то запрещенное?
— Нет, я этим не занималась, ясно? И я никогда не видела ничего такого у Анни.
— Насколько хорошо ты ее знала?
— Не очень. Она позволила мне пожить у нее несколько недель.
— Вы были вместе всего несколько недель?
— Мне просто нужно было где-то спать.
Тоби разочарованно вздохнула:
— Значит, это нам ничего не дает.
— Что вы хотите сказать?
— Что бы ни явилось причиной неправильного развития ваших детей, это произошло на ранних сроках. В первые три месяца.
— Тогда я не была знакома с Анни.
— Когда ты поняла, что беременна?
Девушка задумалась. Пока тянулось молчание, из коридора донеслось поскрипывание медицинской тележки и приглушенные голоса медсестер.
— Летом. Меня тошнило.
— Ты ходила к доктору?
Пауза. Тоби заметила, как шевельнулось одеяло, словно под ним дернули плечом:
— Нет.
— Но ты знала, что беременна?
— Я поняла. В смысле, через некоторое время это было нетрудно увидеть. Роми сказал, что позаботится об этом.
— Что ты имеешь в виду — позаботится?
— Избавиться. А потом я стала думать, как хорошо было бы завести ребеночка. Играть с ним. Чтобы он звал меня мамой…
Простыни зашуршали, когда Молли пошевелила руками, обнимая свой живот. Своего нерожденного ребенка. Только это был не ребенок.
— Молли! А кто отец?
Последовал новый вздох, еще горестнее прежнего:
— Не знаю.
— А может, это твой друг Роми?
— Он мне не друг. Он мой сутенер.
Тоби промолчала.
— Вы же знаете про меня, так? Чем я занимаюсь? Занималась… — Молли перекатилась на бок, повернувшись спиной к Тоби. Теперь ее было еле слышно, словно голос звучал откуда-то издалека. — Ты привыкаешь к этому. Перестаешь над этим задумываться. Не можешь об этом думать. Это как будто у тебя в голове туман, понимаете? Как будто куда-то уплываешь. А что творится у тебя между ног, происходит на самом деле не с тобой… — Она саркастически хмыкнула: — Увлекательная жизнь.
— Это нездоровая жизнь.
— Ну да.
— Сколько тебе?
— Шестнадцать. Мне уже шестнадцать.
— Ты с юга, да?
— Да, мэм.
— И как же ты добралась сюда, в Бостон?
Долгий вздох.
— Роми привез. Он был у нас в Бофорте с друзьями. В нем что-то было… понимаете? Эти черные глаза. Никогда не видала белого парня с такими темными глазами. Он так нежно со мной обращался… — Молли тихонько кашлянула, и снова Тоби услышала, как зашуршал пододеяльник, когда Молли подтянула его, чтобы вытереть слезы. Серебристая трубка капельницы заколыхалась над кроватью.