Бешеные души
Шрифт:
– Ты знаешь, где это? – спросил Дюк, рассматривая бумагу с распечаткой адреса, что дала ему девушка. – Это очень далеко. Ты не дойдешь туда пешком, особенно в таком состоянии.
– У нас есть машина, – прошептала девушка, глядя на него из-под прикрытых век на бледном как мел лице.
– Тебе нельзя передвигаться на машинах. Ты – асепт, – возразил Дюк. – И я сомневаюсь, что у тебя есть кераль.
– Нет, я обычный человек. Я Марина Ли, дочь Галеи и Мартина Ли. Я ученица высшей школы…
– Остановись. Это больше не имеет значения, ты понимаешь?
– Нет…
– Можешь
Девушка тихонько заплакала и зажмурилась. Помотала головой:
– Нет. Все вокруг загорелось. Я чувствовала, что это делает моя голова, это идет из моей головы, оно выплескивалось наружу, – она шмыгала обливалась слезами и говорила. – Родители не кричали, они…
Она заревела в голос и закрыла руками лицо. Люди вокруг начали оборачиваться. Все и так с недоверием смотрели, когда Дюк нес девушку на руках через парковку. Давид на входе пытался его остановить, но Дюк послал его куда подальше. Дональд, его сосед, лишь отсел со своей любимой книгой на другое сиденье, чуть дальше. Этот ленивец не выйдет просто так, только если ему предложишь бумажную книгу, на запах бумаги, Дональд, пожалуй, вылезет. Соседи с семьями запретили своим детям играть вокруг минивэна. Стандартные меры предосторожности при появлении подозрительного человека. Подозрительного асепта. Но здесь никто не звонил в полицию, потому что людям здесь вообще жить не следовало и привлекать лишнее внимание никто не хотел.
– Они…– продолжила девушка. – Они просто метались по комнате, они… метались, они кидались на стены. Стены тоже горели, все горело… а потом люди на улице. А потом все прекратилось. Ваше лицо, оно там было. Мне было так больно… Я оказалась на земле, меня будто душило, голова так болела.
– Я понял, понял. Успокойся. Теперь все позади, – постарался успокоить её Дюк. Но какое уж тут спокойствие в такой ситуации? Хотя с другой стороны… они имели право её убить. Эдвард или любой другой полицейский имел на полное право, застрелить эту девушку, которая даже не понимала, что с ней.
Она вдруг поднялась и села, выдернув ногу из рук Дюка.
– Мне нужно по этому адресу! – проговорила она, а потом сморщилась от боли, когда Дюк вновь продолжил работу.
– Зачем, ты же даже не знаешь чей он, – он аккуратно забинтовал ногу, только держал на этот раз крепче.
– Мне нужно. Этот человек, он не убил меня, он отпустил. Они ведь должны были меня уничтожить? Он не сделал этого, они все там отпустили меня, они дали адрес. Сказали идти туда, сказать кто я и что сделала, сказали, мне там помогут! Помогут, понимаете? Может там могут дать кераль? Может я смогу вернуться домой?
– Марина, ты туда просто не дойдешь. Это очень далеко, другой конец города. Туда идти очень долго. А с твоей ногой это почти невозможно. Ты представляешь себе как увеличиваются расстояния в Айхе, когда передвигаешься на своих двоих, м? Там, где ты пролетаешь на машине по шоссе за пять минут, ногами ты будешь идти от часа и больше. До района, который указан тут, – Дюк ткнул пальцем в бумагу, – … идти ну, наверное, часов шесть, а то и семь. Ты понимаешь? Это если ноги здоровые, без стреляных ран.
Дюк тяжело вздохнул и посмотрел Марине Ли в глаза, подростковая горячность была ещё там, где-то внутри неё, рядом с дремлющей Связью.
– Я, признаться, сам немного устал, пока нес тебя сюда. Две ноги, две руки, голова и тело – это теперь всё, что у тебя есть. И я очень советую тебе воспользоваться головой, а не ногами.
Анна
Дом Виктора располагался в первых этажах одной из башен на улице 1147. Их любезно отдали под общаги для работников терраформационных станций. Странно, что священник жил в таком месте. Интересно, чем он занимался, когда не вещал на перекрестках. Неужели он один из тех терраформеров? И он еще смеет говорить нам про незапущенные машины?
Коридор между квартирами был метров пять шириной, из такого же обшарпанного искусственного земного мрамора, как и большинство дорогих холлов башен Айха. Везде сновали люди, кое-где были открыты двери. Кто-то ругался, кто-то пел, там кипела жизнь как на парковке Дюка. Разница была лишь в том, что здесь жили, как люди, а не как ненужный мусор – у них было занятие. Людей, живущих на парковке, гнали отовсюду.
Меня немного бесило, что человек, призывающий отказаться от керали, живет в таком месте. Это он должен жить в раздолбанном минивэне Дюка! Дюк – врач, хирург, он спас столько людей! А этот? Чем он заслужил?
Кажется, Виктор заметил мое раздражение.
– Все в порядке? Вам неприятно это место? Да, здесь бывает пованивает, автоматизированная обслуга барахлит, но мы стараемся ее чинить.
– Обслуга!? – воскликнула я.
– Кухонные автоматы, иногда удается их починить. Обычно они бездействуют, и внутри начинает вонять неиспользованная еда. Их, знаете ли, крайне сложно вскрывать, поэтому мы давно уже их не запускали, а вонять продолжает. Те, кто дал нам это жилище, побрезговали прибрать за собой.
Виктору, казалось бы, даже нравилось это мое возмущение. Что он за человек такой?
Квартира его была клетухой: стены будто собрали на скорую руку из подручных материалов, словно из бумаги. Сквозь них было слышно абсолютно все.
Богачи делают себе мраморные холлы, а людям квартиры собрали из картона. Может металлические двери машин на парковке не так уж и плохи?
И тогда я увидела ее, жену Виктора. Она была очень красива, пшеничные волосы, веснушки, она была словно сама осень, от которой мы улетели на Маэр. Но было одно «но». Она сильно хромала, и я постеснялась спросить, что с ней. Это было так грустно, такая улыбчивая красота и эта ужасная портящая все хромота. Она гостеприимно улыбнулась, я словно увидела жизнь среди смерти, словно почувствовала дуновение свежего ветра. Земного ветра. Виктор легонько толкнул меня в спину, я все это время стояла на пороге как завороженная.