Бесконечная дорога

Ольховская Влада

Да и какой смысл заглядывать в прошлое? Что случилось, то случилось, он принял решение, с последствиями которого ему предстояло жить.

Солл не мог покинуть опустевшую деревню, он остался в ней на ночь. Он видел, что окна домов так и остались закрытыми, а значит, что бы здесь ни произошло, случилось это ночью. Он хотел подождать здесь, посмотреть, не вернется ли неведомый убийца.

Он привел лошадь в деревню, но окружил ее защитным заклинанием: что бы ни случилось, животное не должно было пострадать. Солл разжег костер прямо посреди главной дороги, благо ненужного дерева тут теперь хватало, и

стал ждать. За все то время, что прошло с его приезда в деревню, никто живой тут так и не появился.

Одиночество угнетало его лишь тем, что заставляло вернуться в прошлое. Мертвая деревня заставила вспомнить рассказы Мирамара о нападениях кочевников. Соллу потребовалось много лет, чтобы понять: королевский маг просто играл с его чувствами и убеждениями, показывая ему убитую крестьянку и не рассказывая слишком подробно о том, что они сделают.

Здесь точно действовали не кочевники. Но кто тогда? Солл читал о многих чудовищах и магических формах жизни, однако он так и вспомнил ни одну, что была бы способна на такое. Ночь перевалила за середину, а среди пустых домов по-прежнему не было движения. Солл уже собирался готовиться ко сну, когда впервые услышал вой.

Это был самый странный звук из всех, что магу доводилось слышать. Он напоминал одновременно голос человека и отчаянное завывание лесного зверя. А главное, звук был приглушенным, как будто шел из подвала… или из-под земли.

Солл сразу обратил внимание на странные ямы, появившиеся во многих дворах. Но он не подумал, что это важно: что можно зарыть в горячей пустынной земле?

Оказалось, что здесь ничего не зарывали, эту землю использовали как убежище. Теперь она шевелилась, осыпаясь, а из-под нее проглядывали руки со скрюченными пальцами, бледные тела, головы с последними прядями выпадающих волос.

Лошадь испуганно заржала, поднимаясь на дыбы. Солл махнул в ее сторону рукой, укрепляя защитное заклинание.

— Тише, тише, — прошептал он. — Я и сам бы не прочь узнать, что это за демоны! Но мы справимся, верь мне.

Он не мог понять, кто перед ним. Слишком уродливые для людей, слишком безумные, но вместе с тем так похожие на них! У них были человеческие тела, облаченные в остатки рваной. грязной от песка одежды, широкие фигуры — почти все одного размера, и у мужчин, и у женщин. Солл даже не брался определить, где мужчины, а где — женщины! Их черты стали размытыми, странными, едиными для всех.

Выбираясь из песчаных нор, они не поднимались на ноги, как полагалось людям, а передвигались на четвереньках, резко, хаотично, иногда — непредсказуемо длинными прыжками. Их глаза были мутными, словно занесенными песком, а у некоторых Солл и вовсе не мог разглядеть глаз. В широких ртах проглядывали клыки, у некоторых лица и шеи были покрыты запекшейся кровью. Существа спазматично дергали головами, они, кажется, ничего не видели, но старались понять, что их окружает.

Они не разговаривали, да и Солл не пытался обратиться к ним, чувствовал, что это бесполезно. Он был здесь один против нескольких десятков чудовищ — и ему предстояло решить, как быть дальше.

* * *

Эсме не собиралась впадать в детство навеки, но иногда ей просто нравилось превращаться в ребенка — и делать вид, что в ее жизни не было всех тех кошмаров, она все еще живет во дворце, а там, за каменными стенами, ее ждет Инрис, живой и невредимый. От этого недолгого самообмана становилось легче.

А здесь, на этой ферме, он еще и приносил пользу. Дети были свободны от настороженности и предрассудков, которые уже связывали взрослых. С ними было проще договориться, их было проще понять, они смотрели на мир с любопытством. Поэтому очень скоро Эсме уже носилась с мальчишками во дворе, хотя знала, что в обеденном зале будут обсуждать форт. Там и без нее разберутся, она же хотела получше узнать этот мир, пустынный, но по-своему прекрасный.

Дети фермеров рано привыкали к самостоятельности, они могли идти куда угодно, и все равно Эсме показалось странным, когда она не досчиталась среди веселой стайки младшей из дочерей. Это было подозрительно: крохе лет пять от силы, куда она могла запропаститься?

Поэтому Эсме перехватила пробегавшего мимо мальчишку и спросила:

— А где маленькая?

— Рина, что ли?

Она не помнила их всех по именам, но все равно кивнула:

— Да. Что-то ее давно нет!

— Она пошла к ручью. Наверно, сидит там, лодочки пускает! Что ей, много надо?

Похоже, мальчишек совсем не беспокоило исчезновение сестры, а вот Эсме не могла все так и оставить. Поэтому она, не обращая внимания на протесты старших детей, покинула игру и направилась в обход главного здания на задний двор.

Она уже знала, где течет ручей, ей показывали. Именно благодаря этой робкой полоске воды здесь и появилась ферма: в степях ручейков было намного больше, чем в пустыне, но таких больших — единицы. Он выбивался из-под холма, растекался по земле, широкий, совсем как река, но слишком мелкий, по колено ребенку, и убегал вдаль, чтобы там, за горизонтом, снова нырнуть под землю. Этот ручей поил людей и животных, давал воду на полив растений, освежал в разгар жары и был излюбленным местом отдыха. Он был настолько мелким, что крестьяне спокойно отпускали туда своих детей, уверенные, что малыши не утонут. Им почему-то казалось, что это единственная опасность здесь — утонуть. Что еще могло случиться в такой близости от дома?

Оказалось, что многое. Повернув за угол, Эсме сразу обнаружила, что маленькая Рина действительно у ручья… и что она не одна. На другой стороне серебристой ленты, чуть поодаль от девочки, склонился над водой взрослый мужчина. Он был грязным, почти голым, — из одежды на нем остались только обрывки ветхих тряпок, — и каким-то странным. На него никто не нападал, и все равно он сжался в комок и постоянно дергался, словно ожидал получить удар плетью. Эсме не могла рассмотреть его в сгущающихся сумерках, но ей совсем не нравилась энергия, исходившая от этого человека.

Как будто он и человеком-то не был!

Рина заметила ее, обернулась и серьезно сказала:

— Дикий путник!

От нее голоса, детского и тихого, незнакомец вздрогнул всем телом. Он поднял голову от воды, стараясь осмотреться, но это было не так-то просто: один его глаз полностью исчез, зарос плотным слоем кожи, а другой скрывала мутная пелена. Нос на его лице как будто ссохся, а вот ноздри, напротив, увеличились.

— Иди домой, — велела Эсме, не сводя глаз с незнакомца.

— Зачем?