Бесконечные дни
Шрифт:
— Ты пойдешь со мной на зимний бал?
— Конечно, — прошептала я, уже не борясь со сном. — Джастин?
— М-м-м? — протянул он, сам уже засыпая.
— А что такое зимний бал?
Джастин так расхохотался, что щека у меня запрыгала на его трясущейся от смеха груди.
Сквозь занавески спальной сочился свет позднего утра. Что-то в окружающем мире выглядело не так, как всегда. Все предметы обстановки вокруг словно чуточку расплылись — я протерла глаза и выскользнула из постели, стараясь двигаться как можно тише. Джастин все
Деревья сделались плотными, однородными. Я больше не могла различить отдельных волоконец коры. Стебельки травы единой массой покачивались под ветром, но взгляд мой уже не улавливал покачивания и подрагивания каждой отдельной травинки. Вдали виднелся пляж, но и он теперь представлялся мне лишь расплывчатой, нечеткой полосой песка. Я снова протерла глаза, однако ничего не изменилось. Род был прав. Я утратила вампирское зрение и, как он и мечтал, окончательно сделалась человеком.
Наверное, прошло несколько часов, а я все сидела на подоконнике, глядя на кампус. В какой-то момент, замерзнув, я набросила на плечи одеяло, но так и не отошла. А затем сзади меня раздался шелест.
— Лина? — сонно окликнул меня Джастин.
Я повернулась и посмотрела на него. Волосы растрепались, грудь обнажена. Завернувшись ниже пояса в простынку, он подошел и уселся рядом со мной. Я снова уставилась в окно. Джастин тоже посмотрел туда, а потом перевел взгляд на меня.
— Что стряслось?
Я посмотрела ему прямо в глаза.
— Пропало, — проговорила я и снова отвела глаза на переменившийся мир за окном.
— Что? Ты о чем?
— О моем вампирском зрении.
Джастин вздохнул.
— Ох ты! — И, помолчав минуту, поинтересовался: — Это из-за меня, да?
Я чуть не рассмеялась вслух, но все же сумела удержаться и с улыбкой покачала головой.
— Нет.
Я снова устремила взор на мерцающую гладь океана и неясные очертания волн.
— Может, смертные именно оттого и поглощены так сильно своими мыслями, — проговорила я. — Потому что не видят, каков мир на самом деле. А увидели бы — сумели бы заглянуть за пределы своих снов и забот.
Джастин ничего не ответил, и я посмотрела на него. Его глаза, эти зеленые шальные глаза, что всегда замышляли очередную сумасшедшую выходку, сейчас были тихи и спокойны.
— Я люблю тебя, Лина.
Я перевела дыхание. Настал мой черед любить. Выбирать, люблю или нет. И никакое проклятие длиной в вечность больше не связывало меня.
— Я тоже тебя люблю.
Джастин потянулся ко мне и сдернул с меня одеяло.
Неделя шла за неделей, осень повернула на зиму. Все старались держаться в помещении, чтоб не замерзнуть, — и мы с Джастином тоже. Мы стали буквально неразлучны. О вампирском братстве я вспоминала все же, все туманнее. Наверное, Сулинь ошибся. Наверное они не нашли тот обрывок бумаги в золе. Мог ведь он случайно
Просто удивительно, как легко убедить себя в чем угодно, если хочешь спрятаться от правды.
Я смотрела очередную тренировку по лакроссу. Сезон подходил к концу. До каникул на День благодарения оставалось уж меньше недели, а тренировки скоро должны были перенести в зал. Из общежитий неслись звуки музыки. По газонам и лужайкам перед оранжереей сновали ученики. Я давно уже не носила в карманах сушеные цветы. Из прежних атрибутов у меня остался лишь флакончик с прахом Рода. Сидя на краю поля с ноутбуком на коленях, я дописывала черновик очередного сочинения по английскому. Джастин носился по всему полю, сачком швыряя мяч товарищам по команде.
Клаудия вернулась из клуба, неся стакан кофе для меня и чай для себя.
— Тони Сасаки опять слоняется рядом с Хопперовкой, — сообщила она, усаживаясь справа от меня. — Глаз с тебя не сводит.
Я взяла у нее стаканчик с кофе и повернулась взглянуть сама.
Рядом со входом в хопперовский корпус рос высокий дуб. Как и все остальные деревья вокруг, он уже изрядно порастерял листву, однако несколько ветвей еще сохранили по горсти-другой красно-рыжих листьев. А около дуба в черной вязаной шапочке стоял Тони. Глаза наши встретились. Он быстро взмахнул рукой, подзывая меня.
Я встала.
— Сейчас вернусь, — бросила я Клаудии, чей взор яснее ясного говорил, что она не сомневается — что бы Тони ни собрался мне сказать, ничего хорошего из этого не выйдет. Все эти недели он по-прежнему держался со мной сухо и холодно.
— Привет! — поздоровалась я, не отрывая глаз от стаканчика, но потом вскинула взор на лицо Тони.
— Можно с тобой поговорить? — спросил он сквозь стиснутые зубы и вызывающе посмотрел мне в глаза.
— Последний месяц ты со мной разговаривать не хотел, — отозвалась я.
Порыв шального ветра швырнул мне в лицо пряди волос. Я крепче сжала стаканчик с кофе.
— Идем внутрь.
Тони мотнул головой на вход в Хопперовку и повернулся первым. Я оглянулась на поле. Джастин остановился и вопросительно смотрел на меня. Я неопределенно пожала плечами и двинулась вслед за Тони.
Ноги его выбивали привычный чуть неровный ритм. Он поднимался прямиком в художественную башню. Как же мне знаком был звук его шагов, легкое шарканье по деревянному полу. Я шла следом, издавая заметно меньше шума, хотя тоже была в тяжелых ботинках.
Поднявшись в башню, Тони свернул налево, к своему закутку. Мой портрет висел в раме на стене. Тони остановился справа от него, возле мольберта. За спиной у него начинались просторные открытые стеллажи, на которых ученики хранили кисти, карандаши и прочие рисовальные принадлежности.
— И о чем ты хочешь поговорить? — поинтересовалась я, сделав пару шагов в глубь комнаты и скрестив руки на груди.
— Я должен был догадаться. Конечно, это кажется совершенно невероятным, но я должен был догадаться. В смысле, с самого начала. В тебе с самого начала было что-то особенное, — проговорил Тони, словно бы уговаривая сам себя.