Беспокойный человек
Шрифт:
Катерина, слегка сузив свои светлосерые глаза, глядела на Настю и прикидывала в уме, что делать: «Поговорить с дедом Антоном? Но он скажет то же, что и всегда: Марфа Тихоновна лучше знает, что делать».
— Позвонить Петру Васильичу?
— Все равно не вылечит, — сказала Настя, — тех тоже не мог.
— Ну как же не мог? — вспомнила Катерина. — А бычка-то Бархатного вылечил же!
— Катерина! — вдруг сказала Настя, понизив голос. — А я бабушкины книжки прочитала!
— Какие книжки?
— Ну,
— Про телят книжечки? А где они?
— У нас дома. Дедушка Антон дал бабушке прочитать, а она засунула их на полку, они всё там и лежали… А потом мне дедушка Антон велел их найти. Я и нашла…
— Ну, и про что там?
— Ну, про все! Как надо телят кормить, как за ними ухаживать. И про коров тоже…
— Настя! — Катерина схватила девочку за плечи. — Беги сейчас же! Сейчас же беги! Принеси мне эти книжки! Чтобы как стрела! Я тебя на дороге подожду.
— Ладно! — живо ответила Настя и, придерживая у шеи концы голубого теплого полушалка, побежала по хрусткой дорожке.
Так бывало в детстве. Идет Катерина из школы, а в сумке у нее толстая книга сказок, взятая в библиотеке. И на сердце так тепло, так сладко, и жить на свете так весело! Катерина идет, смеется с подружками, даже и пошалят по дороге, посадят друг друга в снег, иногда и с мальчишками подерутся, пока дойдут до дому… А где-то внутри теплится предчувствие того счастья, когда Катерина придет домой, сделает уроки и раскроет наконец эту волшебную книгу с волшебными картинками и отправится в путешествие по волшебной стране.
Вот то же самое чувство живой радости было у Катерины и сейчас, когда она, приняв из рук Насти несколько тоненьких книг костромского издания, бережно несла их домой. Катерина знала эти книжки, она прочитала их еще в первые дни своей работы на ферме. Вот они, эти книжечки, такие скромные и такие нужные.
«Пути создания высокопродуктивного стада Костромской породы», заведующая фермой Малинина. «Рекорды Караваевского стада», Штейман. «Молочно-товарная ферма колхоза «Пятилетка», брошюра Евдокимовой… Да, Катерина все это читала и очень много оттуда выписала для себя. Но и читала и выписывала она только то, что касалось коров. А телята — зачем они ей? Это не ее дело!
Не ее дело?.. А вот сейчас Катерина вдруг почувствовала, что телята тоже ее дело! Как это так? От ее коров телята гибнут — и не ее это дело?
Светлая солнечная тишина стояла в избе. Мать ушла в овощехранилище — сегодня бригадир наряжал разбирать картошку, готовить для посадки семена. Бабушка неслышно ходила по избе, мягко ступая старыми валенками по белому, как воск, полу, — там прибрала брошенную Катериной стёганку, тут повесила на место материн платок. Налила коту молока, потрогала землю в залитых солнцем цветах, пошла за водой в кухню…
—
Но бабушка принесла воды и полила все «огоньки» и «девичью любовь», а Катерина этого и не заметила.
Стрелка приближалась к шести. Бабушка, звякая спицами, то и дело поглядывала то на часы, то на Катерину.
— Катерина, — сказала она, не утерпев, — скоро тебе в коровник, а ты сидишь и забыла про все на свете. Даже косу сегодня не расчесала… И что там, в таких-то маленьких книжицах, уж очень хорошего нашла?
— Все, что надо, нашла, — ответила Катерина, подняв на бабушку потемневшие, посерьезневшие глаза, — все, что надо.
— Ты хоть косу-то расчеши!
— А как сейчас возьму ножницы, да как отрежу я эту косу! Надоела она мне до смерти! Где расческа?..
Катерина подошла к комоду, на котором стояло квадратное, обрамленное искусно сделанной гранью зеркало, и распустила косу. Блестящие светлорусые волосы тяжело упали на спину. Катерина расчесывала длинные пряди, иногда рвала их немножко, если запутывались, а мысли ее шли своим беспокойным путем…
«Ох, Марфа Тихоновна! Придется нам с тобой, Марфа Тихоновна, поспорить! Трудно это, очень мне это будет трудно… но что же делать? Поспорить все-таки придется!»
Подоив коров, Катерина сразу пошла искать деда Антона. Дед Антон вышел из телятника с тусклым и хмурым лицом; меж бровей у него лежала глубокая морщина.
— Дедушка Антон, ты что? — спросила Катерина с затаенным страхом. — Неужели Золотая Рыбка…
— Пока ничего особенного, — ответил дед Антон и, почесав затылок, сдвинул шапку на брови, как делал всегда в минуты затруднений.
— Золотая Рыбка не поправляется?
— Да вроде получше, там старуха над ней трясется — уж не знаю как. Больше, чем над ребенком. Может случиться, и выходит. Если бы не старуха, не знаю… Хоть и дело бросай.
У Катерины немного отлегло от сердца: Золотая Рыбка жива, а может, ещё все-таки и поправится.
— Дедушка Антон. — серьезно сказала Катерина, — Послушай-ка, что я тебе скажу.
Дед Антон, подняв брови, взглянул на нее:
— Ну-ка?
— Ты костромские книжки читал?
— Читал. Ну а как же!
Катерина вспыхнула:
— Ну, и что, же ты, дедушка Антон: прочитал да и на полку положил? А в телятнйке-то вон что делается! Почему же ты из этих книжек для себя ничего не взял?
— «Не взял»! Эко ты, голова! — миролюбиво возразил дед Антон. — Ну, а как же не взял-то? Кое-чего и у нас сделано. Рацион кормов, ну и насчет чистоты. Вот теперь весна придет — будем пастбище налаживать…
— Ну, а про телят? А про телят ты запомнил что-нибудь или нет? Ведь у нас же все не так делается, все не так!