Беспокойный
Шрифт:
Со стороны двери послышался скользящий металлический звук. Сергей посмотрел туда и увидел, как на мгновение осветился, а затем снова потемнел кружок дверного глазка. Снаружи за ним кто-то наблюдал, и Казаков постарался ответить этому наблюдателю ровным, спокойным взглядом.
В коридоре зазвенели ключи, послышалось металлическое царапанье, щелчки замка, лязг отодвигаемого засова. Дверь распахнулась, беззвучно повернувшись на тщательно смазанных петлях, и в камеру (или все-таки палату?) вошел охранник, экипированный так, словно на охраняемом им объекте взбунтовались заключенные. Он был одет в свободный черный комбинезон, высокие армейские ботинки и матово-черный шлем из несокрушимого кевлара с прозрачным лицевым щитком. Поверх комбинезона был надет легкий бронежилет; из вооружения охранник имел при себе только электрошоковую
«Режимная зона, – понял Сергей, наметанным взглядом кадрового военного оценив его амуницию. – Никакого оружия, даже перочинного ножа, наверное, нет – а вдруг зэки отнимут? Отобрать у него дубинку, конечно, можно, но вот вопрос: далеко ли ты с ней уйдешь? Ответ: до первой двери, за которой тебя встретит целая толпа охранников, и вооружены они будут уже не дубинками…»
Охранник был одет и экипирован, как спецназовец на подавлении массовых беспорядков, и это тоже было странно: Сергей не считал себя большим знатоком тюремных порядков, и все-таки ему казалось, что охрана в местах лишения свободы одевается иначе. Ему не к месту вспомнилась Алиса в Стране Чудес: здесь, как и там, все было «чем дальше, тем страннее».
– Подъем, – сказал охранник. Голос его звучал из-под пластикового забрала глухо, как из ямы. – Одевайся и на выход.
– Где это я, командир? – садясь на кровати и спуская ноги на прохладный бетонный пол, спросил Сергей.
Вместо ответа охранник вынул из кожаной петли на поясе дубинку, слегка приподнял ее и нажал кнопку на рукоятке. Между блестящими контактами на конце дубинки с негромким треском проскочила злая голубая искра. – Намек понятен, – сказал Казаков и взял со спинки кровати серую робу с нашитым на груди порядковым номером.
Коридор оказался широким и отлично освещенным. По обеим сторонам его через равные промежутки виднелись железные двери камер. Стены, пол и потолок были сделаны из грубого бетона со следами деревянной опалубки. Сергей отметил про себя, что электрическая проводка здесь скрытая, – очевидно, на случай возможного бунта, чтобы вырвавшиеся из одиночек заключенные, осатанев от невозможности пройти сквозь все стены и решетки и выбраться на свободу, не обесточили здание – просто так, по принципу «чем хуже, тем лучше». Кое-где из-под потолка на него смотрели любопытные, все примечающие глаза видеокамер; несколько раз им встретились другие заключенные в серых робах, каждый в сопровождении конвоира. Лица у них были бледные, как непропеченное тесто, глаза потухшие, но изможденными эти люди не выглядели – видимо, кормили здесь неплохо.
Откуда-то издалека вдруг послышались приглушенные расстоянием размеренные, крякающие вскрики сирены тревожной сигнализации. Сергей внутренне напрягся, но со стороны конвоира не последовало никакой реакции, из чего следовало, что подобные вещи являются привычной и неотъемлемой частью здешнего внутреннего распорядка.
Повернув направо, они очутились в тупике – вернее, в месте, которое выглядело как глухой тупик. Здесь обнаружился еще один охранник, одетый так же, как и остальные. Он отступил в сторону и, не глядя, хлопнул ладонью в беспалой кожаной перчатке по крупной красной кнопке, которая до этого пряталась у него за спиной. Снова включилась сигнализация; на сей раз это были не рвущие нервы и барабанные перепонки резкие дребезжащие вопли, а мягкие свистки. То, что казалось глухой бетонной стеной, сдвинулось с места и стало плавно отъезжать вправо, глухо рокоча роликами по направляющим. Свистки сигнализации стали громче, в глаза ударили ритмичные красные вспышки. «Вот так тюрьма», – подумал Сергей со смесью тревоги и любопытства. Он по-прежнему ничего не понимал, но рассчитывал, что там, куда его ведут, получит хоть какие-то разъяснения.
– Вперед, – сказал охранник, и Казаков шагнул в открывшийся проем.
Это немного напоминало дорогу в загробный мир, как ее описывают люди, пережившие клиническую смерть. Они говорят о темном тоннеле, в конце которого горит яркий свет; здесь все было немного иначе, но впечатление складывалось похожее: из унылого серого коридора Сергей совершенно неожиданно попал в царство незапятнанной белизны. На пороге этого царства его встретил человек в одеянии медика. На нем были белые штаны, куртка и хирургические бахилы; волосы прикрывала плоская матерчатая шапочка того же зеленовато-голубого оттенка, что и бахилы, но вместо
– «Бэ пятый», восемнадцатая партия, – сказал за спиной Сергея охранник в черном, обращаясь к «Айболиту». – Первичный осмотр.
– Проходи, – сказал «Айболит», и Сергей прошел.
За спиной у него под свист сигнализации и вспышки красных ламп начала закрываться дверь. Не утерпев, он обернулся и успел увидеть охранника, который его сюда привел. Боец остался в коридоре по ту сторону двери; пластиковое забрало его шлема последний раз блеснуло отраженным светом сигнальных ламп и скрылось из вида, заслоненное стальной плитой. С этой стороны дверь была не серая, шершавая, а матово-белая. В нее был вмонтирован плоский экран, на котором Сергей разглядел черно-белое изображение топтавшихся за дверью охранников. Ему опять подумалось, что если это тюрьма, то очень и очень странная. А может быть, его ненароком занесло в будущее? Хлебнул чего-то не того и впал в летаргический сон лет эдак на пятьдесят, а может, и на все сто… Почему бы и нет, в конце-то концов? Бред, конечно, полнейший, но из всех объяснений, которые до сих пор приходили ему в голову, это – самое логичное и непротиворечивое…
Сирена смолкла, лампы погасли. Ощутив чувствительный тычок в позвоночник концом дубинки, Сергей двинулся вперед по белому коридору, залитому ярким светом скрытых ламп. Спина между лопаток ныла; если это было будущее, то вертухаи в нем, увы, не стали ни на йоту более вежливыми и обходительными, чем на рубеже двадцатого и двадцать первого веков.
Пол под ногами был выложен шероховатой светло-серой кафельной плиткой, имитирующей натуральный камень, стены и потолок отделаны шумопоглощающими панелями. Справа и слева через неравные промежутки попадались закрытые белые двери; возле каждой на уровне груди в стену были вмонтированы панели электронных замков. Да, это здорово смахивало на фантастический фильм о недалеком будущем – ну, или, как минимум, о высокотехнологичном настоящем. Поскольку с настоящим все было непонятно, Сергей решил пофантазировать и быстренько прокрутил в уме версию о летаргическом сне. Допустим, проспал он аномально долго и проснулся как огурчик, ни капельки не постарев, ввиду чего и был доставлен в секретную военную лабораторию. Вполне возможно, что здесь, в будущем, все лаборатории военные, и не только лаборатории, но и вообще весь мир перешел на военное положение – террористы совсем заели, а может, Россия с Америкой поссорились, кто знает… Казалось бы, и впрямь все логично. Но, во-первых, какое военным дело до его летаргического сна? А во-вторых, при чем здесь тогда «бэ-пять, восемнадцатая партия»? И – длинный порядковый номер… Они что, таких вот спящих красавцев пачками будят, на тысячи считают?!
Навстречу им попался еще один рослый, плечистый санитар, деловито толкавший перед собой хирургическую каталку. На каталке лежало с головой накрытое простыней тело. Из-под простыни торчали только босые ступни со скрюченными пальцами; тело ехало по коридору вперед ногами, и Сергей, поддавшись минутному приступу малодушия, позавидовал ему: у этого бедолаги, по крайней мере, все уже осталось в прошлом – и боль, и страх, и недоумение…
– Стоять, – негромко скомандовал «Айболит» с электрошоковой дубинкой, и Сергей послушно остановился.
Беспрекословное повиновение каждому, кому придет охота говорить командным тоном, не входило в перечень достоинств отставного капитана Казакова. Сквозь тревогу и любопытство в душе уже начало прорастать и крепнуть желание немножко разнообразить привычное течение здешних будней, но момент для этого еще явно не настал, и Сергей решил, пока суд да дело, поберечь здоровье для грядущих битв. Он и не заметил, как его покинули давно ставшие привычными суицидальные мысли и настроения; непонятная, но явная угроза исподволь возвращала его к жизни быстрее и эффективнее самого дорогостоящего курса медицинской и психологической реабилитации. Он еще не сознавал этого; пока он просто тихо злился, как всякий нормальный человек, на чьи вопросы никто не торопится ответить. Данная эмоция не относилась к разряду положительных, но после многолетней апатии и она могла считаться благом – благом, которое осталось не замеченным тем, кому оно было ниспослано.