Беспощадная истина
Шрифт:
Это звучит банально, но я, очевидно, искал кого-то, кто бы относился ко мне по-матерински. Всю свою жизнь я искал любви своей матери. Моя мать никогда не дарила любви мужчине. Она одаривала их головной болью, она ошпаривала их, она ранила их ножом. Я никогда не видел, чтобы мама целовала мужчину. Я видел ее в постели с ними, но я никогда не слышал фразы: «Я люблю тебя» – и не видел, чтобы кто-то целовал ее в лоб.
Хотя я уже в молодом возрасте познал славу, меня всегда привлекали уличные девки. Это осталось во мне от матери. По крайней мере, моя мать поддерживала меня, а эти девушки – никого, кроме своих детей, но я-то не был их ребенком. Эти женщины были просто отвратительны, они были убоги и ничтожны для каких-либо отношений. Совсем
Когда я был в реабилитационном центре, я видел фильм об Эдит Пиаф «Жизнь в розовом цвете». Этот фильм очень сильно напомнил мне мою собственную жизнь. Люди с улицы питают к тебе искренние симпатии, а какой-то бандюган учит тебя уму-разуму. Кто-то убивает его, и никого это не волнует, поскольку он был плохим парнем, но для тебя-то он был великим человеком. Общаться с ним приносило определенные блага – деньги, шмотки, ты мог что-то купить своей сестре. Точно так же, как герой этого фильма выбивал дерьмо из своей женщины, а они отобрали ее у него – то же самое произошло и со мной. С точки зрения всех остальных, то, как с ней поступили, пошло ей только на пользу. Но для нее самой – это было совсем не так. Ведь это была ее жизнь, она хотела жить с проститутками и сутенерами, это была ее семья. Было мучительно смотреть, как ее уводили прочь, а она кричала что-то проституткам. Вот так же и я терял в своей жизни и мог только рыдать. Счастье – это сложное понятие. Ты можешь находиться в аду и при этом быть счастлив. Некоторые прекрасно чувствуют себя в нищете. Ты вытаскиваешь их из нищеты, обеспечиваешь им нормальную жизнь – а они умирают, эмоционально и духовно, потому что боль и страдания – их единственная отрада. Им даже в голову не может прийти, что кто-то способен любить их и помогать им, ничего не требуя взамен.
Покончить со своей сексуальной зависимостью – это в какой-то степени другая вещь, чем покончить с алкогольной или наркотической зависимостью, но в любом случае тебе необходимо сказать твердое «Нет», как и в случае с наркотиками. Здесь требуется большая работа над собой, и даже если ты взрослый человек, ты должен до известной степени вести себя как ребенок. Тебе следует постоянно анализировать, что ты делаешь, как ты разговариваешь с женщиной, даже то, какое количество времени ты можешь потратить на взгляд в ее сторону. Мой предел – три секунды.
Один из способов покончить с сексуальной зависимостью, по крайней мере для меня, – это оказаться на мели. Когда я оказался без денег, мне все это дерьмо перестало доставлять удовольствие. Когда я разорился, я просто перестал озабочиваться мыслями о том, как бы кого-нибудь трахнуть, поскольку, по моим бредовым понятиям, мой секс должен сопровождаться моим величием. Я для этого должен быть в роскошном номере люкс или на каком-нибудь красивом острове. Если же мне приходится заниматься этим в захудалом мотеле, то у меня пропадает всякий энтузиазм.
Это, действительно, весьма сложно – контролировать свои сексуальные пристрастия. Любая мелочь может привести к необратимым результатам. К примеру, я иду по улице и вдруг слышу цоканье, цок, цок, цок, это идет женщина на высоких каблуках – и со мной все решено. Или, например, я иду в три часа утра по темной аллее, поворачиваю и неожиданно вижу красивую женщину. И невольно я задаюсь вопросом: «А не шлюшка ли она? Что это она делает на улице в такое позднее время?»
Я совершил множество поездок в Финикс для участия в различных судебных процессах, и во все эти поездки я всегда брал с собой Шона. Он был родом из Финикса. С ним было здорово общаться. Он знал, о чем я думаю, он знал, что я буду прислушиваться к тому, как цокают высокие каблучки, и что это меня возбуждает. Когда я слышал цокание высоких каблучков, это было равнозначно тому, что кто-то стучится в мою дверь.
Во время очередной поездки мы с Шоном отправились перекусить. Он хорошо знал моих духов-искусителей. Уже когда мы вернулись после обеда, он обратился ко мне:
– Майкл, что с тобой?
– Когда я вошел в ресторан, я прочитал мысль всех, кто там присутствовал: «Взгляни на этого здоровенного, тучного, побитого жизнью ниггера!»
После этого мы разработали некоторые сигналы. Когда мне становилось не по себе, я очень вежливо хватал его за руку. Так я сигнализировал Шону, что ему пора сказать мне: «Все в порядке, брат, мы спокойны и уверены в себе».
Порой вся эта работа утомляла меня. Когда мы первый раз вернулись в Аризону, Шон посчитал, что у меня настолько высок риск сорваться, что он предложил остаться со мной в гостиничном номере.
– Нет-нет, не стоит, – ответил я. – Не надо никому оставаться со мной в номере.
– Тогда вернемся на самолет. Я ведь знаю, какие у тебя планы. Ты собираешься кого-нибудь прихватить и скрыться от меня. Все это совершенно не круто. Итак, как же мы поступим?
Я чуть не врезал ему. Но в конечном итоге мы спали в гостиничном номере бок о бок.
Он всегда мог почувствовать, что я готов впасть в ярость.
– О чем ты думаешь прямо сейчас? Ты хочешь ударить меня, не так ли? – интересовался он.
– Да, мне не нравится, когда ты, б… дь, так смотришь на меня своими ирландскими глазами.
– Я знаю это, брат, я это знаю. Давай просто сделаем это.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как рассмеяться.
– Да ты, блин, просто псих, Шон.
– Да, но ты тоже псих, Майкл. Давай поговорим об этом.
Я знал, что, когда я был в «Уандерлэнде», на карту была поставлена моя жизнь. И я стремился выиграть. Когда ты, работая по программе анонимных алкоголиков и наркоманов, в течение определенного времени соблюдаешь правильный режим, тебе выдается жетон. Я относился к этим жетонам крайне набожно. Я по натуре своей – фанфарон, бахвал, и для меня всегда важно доказать, что я чего-то достиг. А это как раз был тот способ, который мне был знаком. Эти жетоны были похожи на мои чемпионские пояса. В нашем сообществе жетоны пользовались большим уважением. У тебя могла быть немереная куча денег, но ни жетонов, ни тюремного срока за спиной, и тогда к тебе не было никакого уважения. Мне жетоны безумно нравились. Я всегда с нетерпением ждал очередного из них.
В целом соблюдая принципы своего лечения, мне все-таки удавалось нарушать некоторые правила. Я проходил программу всего несколько недель, когда на одном из собраний встретил эту заводную цыпочку из Марокко. Ее звали Пола, она была удивительной женщиной. Однажды я пришел на собрание, и я увидел, как она стояла у двери, здороваясь со всеми. На ней была облегающая футболка «Адидас», сквозь которую просматривались большие, как торпеды, груди, которые были настоящими!
В этой комнате меня никто толком не знал, я был там единственным черным парнем и представлял собой достаточно пугающий, ужасный на вид персонаж. После нескольких встреч с Полой на собраниях я подошел к ней:
– Послушайте, я прочитал всю книгу. Я дошел до восьмого шага…
– Майк, вы не помните меня? – перебила она меня.
Она напомнила мне об одном инциденте, который произошел несколько лет назад. Я ехал в Лос-Анджелесе по бульвару Сансет и увидел Полу, которая шла по улице. Я опустил окно, притормозил и попытался, как последний извращенец, заполучить ее к себе в машину.
Что ж, я могу повторить свою попытку.
– Послушайте, я знаю, что, проходя программу анонимных алкоголиков и наркоманов, нам нельзя назначать друг другу свидания, пока не пройдет первый год, но я упорно работаю над своим поведением. Как вы думаете, могли бы вы стать моим наставником? Мне бы хотелось подружиться с вами, – сказал я.