Беспощадная толерантность (сборник)

Дивов Олег Игоревич

– Идиотка – это диагноз. И почему у нас не лечат дурость? – театрально воскликнула подруга. – Не-е-ет! Слышишь меня, дурочка? Я не сделаю этого, даже если бы могла. Ты не понимаешь, о чем просишь. Ты о самоубийстве просишь! Причем в особо извращенной форме. Это у тебя от секса с мальчиками мозги набекрень встали.

– Я не просила этого секса, – огрызнулась Даша.

– Вот и забудь его как страшный сон!

– Страшный сон у меня будет всю оставшуюся жизнь, если я отдам сына! Как ты не понимаешь? У тебя же была мама!

– Заткнись, идиотка! – Лосева вдруг стала страшной, и Даша

поняла, что та перестала шутить.

Обе увидели через стеклянные двери, как мимо курилки проходит Оксана. Что из разговора она слышала? Достаточно было одной фразы, чтобы тут появился Демконтроль.

– Доорешься счас до тюряги, – прошипела Лосева.

– Ты мне поможешь?

– Я тебе помогу! Тем, что не дам совершить большущую глупость.

– Достань адрес. Любые деньги.

– Засунь себе в одно место свои деньги.

– Да или нет?

– Нет. И точка! Достала!

– Ну и проваливай! Без тебя разберусь! – Даша бегом бросилась из курилки, оставив Лосеву одну.

Молодая мама действительно потеряла бдительность, потому что во время следующего кормления прямо при медсестре сказала:

– Ну что, Никитка, будем обедать?

– Как ты его назвала? – встрепенулась та.

Даша промямлила что-то типа «ну не триста тринадцатым же номером мне его звать», но поняла, что это конец. Сестра ничего не сказала, просто молча ушла, а у Даши потекли слезы ручьем, так что Никитка тоже расхныкался.

– Ну-ну, маленький мой, не плачь. Мама тебя больше никогда не увидит, но ты расти большим и здоровым. Тебя будут любить дяди, и я надеюсь, ты будешь счастлив. В отличие от мамы.

Она зацеловала его от макушки до пят, так, что соседки по палате решили, что она сошла с ума, и притихли.

– Я люблю тебя, сынок, и всегда буду любить, – шептала она в маленькое ушко, убаюкивая и успокаивая.

Когда медсестра вернулась, Даша последний раз обняла ребенка, поцеловала в лоб и отдала. Больше Никиту на кормление не приносили. Долгое время Даша пролежала, уткнувшись в мокрую уже подушку.

На следующий день доктор сообщил, что ее срок службы в центре коррекции демографии подошел к концу. Долгожданный дембель! Только она ничуть не обрадовалась.

– Может, тебе стоит обратиться к психологу? – предложил он.

Даша представила, как ее начнут уверять, что любить собственного ребенка, особенно мальчика – это неестественно для женщины, пропишут антидепрессанты, подавляющие все эмоции, и покачала головой.

– Со мной все нормально, – попыталась она улыбнуться.

– Ну хорошо. Сегодня мы возьмем у тебя анализы еще раз, чтобы убедиться, что ты здорова, и, если все будет в норме, завтра можешь ехать домой.

Даша понимала, что у нее не может быть все в норме, ведь ей только что отрезали часть плоти. Навсегда. И это никогда не заживет. Впрочем, анализы показали обратное, и к обеду следующего дня она уже сложила стопку книжек и стопку одежды (чуть поменьше) и гуляла по коридору в ожидании. Тетя Саша обещала забрать ее на машине. Находиться в палате не было сил – после той сцены с Никитой соседки ее явно сторонились.

Оксана ее, видимо, ждала, потому что появилась именно тогда, когда из лифта, с другой стороны коридора вышла тетя Саша. Она сунула Даше

в руку листок бумаги со словами:

– Это то, что ты просила у своей подруги.

И быстро ушла. Даша не успела от удивления даже рта раскрыть. В записке был телефон и имя: Лиана Тамаровна. Она не могла ни о чем спросить Оксану – тетя Саша уже почти подошла, но ей и не надо было ничего спрашивать. Все понятно: Оксана слышала разговор в курилке и решила помочь вместо Лосевой.

Узнать, в какую семью передают ребенка под номером 313562, оказалось на порядок дешевле, чем откосить от службы в «корде», хотя и то, и другое было одинаково незаконно. А может, просто пожилой грузинке Лиане Тамаровне не так нужны были деньги, как молодой Анне Валентиновне. Даша узнала не только адрес и фамилию семьи, но и личную информацию «отцов». В центре планирования семьи была огромная база, в которой содержалась только перепроверенная информация о семьях, пожелавших иметь детей.

Эрик Бакмет, тридцать восемь лет, служил в армии, судимостей нет, здоровье хорошее, ресторатор. Владелец ресторана «Приват». Личный годовой доход – 2,7 миллиона. Антон Бакмет, двадцать три года, студент четвертого курса художественного института. Не служил, судимостей нет, здоровье удовлетворительное.

Даша тут же возненавидела эту парочку, ведь очевидно, что богатенький Эрик просто «отмазал» своего Антона от армии!

В браке пять лет, родители обоих живы, находятся на пенсии.

«Странно, родили их одни, а родителями называют других», – удивилась она вдруг привычному для нее термину.

Даша редко бывала в южных районах города и почувствовала себя заезжей туристкой. Высотные дома из стали и стекла, больше похожие на офисы, спортивные автомобили, бары и рестораны на каждом углу и, конечно, много мужчин. Вроде бы никто особо не пялился, но она спиной чувствовала их удивление и немой вопрос: «Что она тут делает?» От этого и от мыслей о Демконтроле под порывистым ветром стало холодно. Она еще не сделала почти ничего противозаконного, но до запретной грани оставался один шаг. Если поймают на покупке секретной информации из центра планирования семьи – ее ждут серьезные неприятности. Но если застукают в доме Бакметов – будет в сто раз хуже. Впрочем, Даша уже больше недели не видела сына, поэтому сейчас перла как танк, наплевав на Демконтроль и все остальное.

До нужной улицы пришлось еще долго ехать на автобусе, а потом идти пешком: они жили за городом, в частном доме. Когда добралась, практически стемнело. Впрочем, это было даже хорошо: так она меньше попадалась на глаза случайным прохожим.

Опасение, что дом будет огорожен двухметровым сплошным забором, не подтвердилось. Забор оказался ажурным, скорее декоративным, и Даша с третьей попытки его перелезла. Двухэтажный дом из красного кирпича выглядел элегантно и стильно. Резные наличники, кованые чугунные вензеля на балконе, большие высокие окна, через которые видно всю гостиную, если не задернуть тяжелые бежевые портьеры. Именно там на ковре у камина сидел Антон с Никиткой на руках. Даша застыла, боясь пошевелиться.