Беспощадный любовник
Шрифт:
– Ладно, черт возьми, – говорю я. – Почему у тебя так хорошо получается заставлять людей выглядеть горячими?
– Я знаю! Я упустила свое призвание знаменитого стилиста.
Мы едем на машине Патриции на Остерман-Бич. Дорога занимает всего несколько минут, так как он находится прямо на противоположной стороне Линкольн-парка. Уже почти полночь, и я в замешательстве, потому что обычно общественные пляжи в это время закрыты. Не говоря уже о том, что костры и алкоголь запрещены в любое время.
– Нас не выгонят? – спрашиваю
– Нет, – качает она головой. – Майлз Келли устраивает вечеринку. Его отец – управляющий Департамента парков. Пока мы никого не убьем, с нами все будет в порядке. И даже тогда… зависит от того, кто совершит убийство.
Конечно же, несмотря на то, что длинный отрезок прохладного песка пуст, никто не мешает нам спуститься к воде. Я вижу костер, уже пылающий из своего укрытия в песке – сначала далекий факел, а затем, когда мы приближаемся, сильный огонь, который показывает силуэты фигур, сгрудившихся вокруг.
Я оглядываюсь на Линкольн-парк. С воды можно увидеть три отчетливых вида, наложенных друг на друга – пляж, затем зеленый, лиственный парк позади него, а за ним выступающие верхушки небоскребов в центре города. Это выглядит странно, как будто три разных вида не подходят друг другу.
Не менее странно видеть пляж таким пустым. Я слышу, как волны мягко разбиваются о песок. Я вижу тусклые звезды в черном полукуполе неба.
У костра трудно узнать кого-либо. Все выглядят оранжевыми и светящимися, освещены только части их лиц. Леви и Сионе выделяются, потому что светлые волосы Леви невозможно не заметить, как и массивную фигуру Сионе. Я предполагаю, что фигура рядом с ними – это тот идиот Поли. Когда я замечаю Эли Браун, я машу ей рукой.
Она неторопливо подходит ко мне и Патриции.
– Выпьем? – спрашивает она, предлагая нам по «Хайнекену».
– Спасибо, – говорит Патриция, используя свои ключи в качестве открывашки.
– Ты выглядишь по-другому, – говорит Эли, глядя на меня своими сказочными глазами.
– О, спасибо, – говорю я. – Патриция нарядила меня…
– Нет, дело не в одежде, – говорит Эли. – А в твоем лице. Ты выглядишь взволнованной.
Я только что просматривала остальных гостей вечеринки в поисках Неро. Я краснею, смущенная тем, что это было так очевидно.
Его ни где не видно. Хотя я вижу того русского парня, с которым встречалась Белла, – Гришу Лукина. Он присел на корточки на песке, играя в кости с парой других парней. Это может быть игра с выпивкой, или же он делает глотки, чтобы подбодрить себя, когда проигрывает.
«Nobody's Love» играет через Bluetooth. Люди сидят на посыпанных песком бревнах, другие – на расстеленных одеялах в мексиканском стиле. Пара девчонок неторопливо танцует, просто покачиваясь в такт музыке.
Атмосфера здесь умиротворяющая. Может быть, потому, что Неро здесь нет, и Беллы тоже. Только Беатрис, которая кажется гораздо менее агрессивной, когда лишилась остальной части своего отряда. Она даже немного машет
Одна из девушек принесла пачку зефира. Беатрис пытается поджарить одну из них на костре, но пламя слишком сильное, и она мгновенно сгорает. Она кричит и выдергивает палку из пламени, швыряя обугленную липкую массу в сторону Леви и Сионы. Он едва не попадает в ботинок Леви, приземляясь в песок прямо рядом с его ногой.
– Осторожнее, – рычит он ей. – Или я брошу тебя в гребаное озеро.
– Извини, – съеживается она.
Леви выглядит так, словно у него плохое настроение. Я не знаю по какой причине. Он растянулся на одеяле, не разговаривает, просто сердито смотрит на всех остальных. Сионе пытается что-то сказать ему, но Леви даже не утруждает себя ответом.
Эли садится на крышку холодильника. У нее есть одна из тех маленьких пластиковых бутылочек с мыльным раствором, и она пускает пузыри подальше от костра, на темный, гладкий песок.
Я сажусь рядом с ней.
– Хочешь попробовать? – спрашивает она, протягивая мне палочку для мыльных пузырей.
Я не пользовалась этим с тех пор, как была маленьким ребенком. Это сложнее, чем я ожидала, создать постоянный поток идеальных пузырей, как делает Эли.
– Ты слишком сильно дуешь, – смеется она. – Смотри.
Она забирает палочку обратно, поджимает губы и медленно, ровно и нежно выдувает воздух в дюжину круглых блестящих пузырьков, которые, вращаясь, уносятся прочь над песком.
– Как прошла твоя неделя? – спрашиваю я.
– Хорошо, – говорит она. – Во вторник был мой день рождения.
– Как отметила?
– Никак. Я пошла прогуляться одна в Линкольн-парк. Это было идеально.
– Леви не сводил тебя куда-нибудь?
Она смеется.
– Нет. Он сказал, что мы пойдем поужинать, но тут позвонил его брат, и они сильно поссорились. И он больше никуда не хотел идти.
– Из-за чего они поссорились? – небрежно спрашиваю я.
– О... его брат возвращается с Ибицы.
– И что?
– Итак, он хочет вернуть свой дом.
– Я думала, этот дом принадлежит Леви?
– Нет, – терпеливо отвечает Эли. – Не этот, другой.
Я хмурюсь, сбитая с толку. Эли такая загадка, потому что она странно невинна и, кажется, говорит все, что приходит ей в голову. Но она также, кажется, предполагает, что я уже знаю, о чем она говорит, хотя на самом деле я понятия не имею.
Я хочу продолжать говорить с ней, но вижу, как Леви наблюдает за нами со злобным выражением лица. Перехватив мой взгляд, он кивком головы подзывает меня к себе.
Я неохотно встаю, присоединяясь к нему на одеяле.
– Что случилось? – говорю я.
– Почему ты разговариваешь с Эли? – спрашивает он.
– Эм... потому что она крутая? – говорю я.
– Ты знаешь, что она раньше танцевала в «Экзотике».
– Да, она упоминала об этом.
– Там я с ней и познакомился.