Беспощадный любовник
Шрифт:
Нужно присмотреться повнимательнее, чтобы увидеть что-либо из этого.
Но как только ты это делаешь, ты понимаешь, что другие девушки по сравнению с ней кажутся вычурными и напыщенными. Даже вчера в банке Белла была разодета в пух и прах, в наряде, который, вероятно, стоил пятизначную сумму. И все, о чем я мог думать, это то, что она выглядела дешевой и фальшивой рядом с Камиллой. Покрытые лаком ногти, декольте, обесцвеченные волосы, блестящая новая сумочка размером с атлас... Все это было слишком. Я просто хотел смотреть на единственный
Господи, я говорю как сумасшедший.
Не знаю, что со мной происходит.
Камилла меня даже не любит. Почему она должна? Я вел себя с ней, как настоящий осел. Ничего личного – я просто был самим собой. Но я не хороший парень. Не материал бойфренда. Я всегда это знал. . Я эгоистичный. Импульсивный. Легко обижаюсь. Гоняюсь за тем, чего хочу, а потом ненавижу это, как только получаю.
Я не думаю, что люди могут измениться. И я не знаю, как быть другим.
И все же…
Хоть раз в жизни я хотел бы быть другим.
Когда я лежал рядом с Камиллой и целовал ее, я действительно на секунду почувствовал себя счастливым. Я чувствовал связь с ней. Чувствовал, что она совсем чуть-чуть открылась мне, и я тоже, не беспокоясь о том, что другой человек собирается нанести нам удар в самое уязвимое место.
Потом все закончилось, и я не знаю, как туда вернуться, потому что я вообще не знаю, как это произошло.
Я снова беру телефон и нахожу ее номер. Я получил его от Мейсона, который получил его от Патриции.
Я мог бы позвонить ей. Мог бы пригласить ее на свидание.
Но мысль о том, что я сижу за столом напротив девушки, просто напоминает мне о моем дурацком обеде с Беллой. Я ненавидел это. Все было так чертовски фальшиво.
Нахмурившись, я снова положил мобильник.
Данте входит в комнату. Мои бумаги разбросаны по всему старинному дубовому столу в столовой. Мы больше никогда здесь не едим. Мы часто устраивали семейные ужины, когда Аида и Себ еще были здесь. Теперь мы в основном едим за маленьким столиком на кухне, где Грете не нужно ходить так далеко, чтобы принести нам еду. В половине случаев наши блюда даже не пересекаются – Грета просто держит еду теплой на плите.
Я немного скучаю по этим семейным ужинам. Я думаю, что последний раз мы вместе ужинали на вечеринке у Нессы Гриффин. Мы все ели на крыше, под виноградными лозами. Мы могли видеть фейерверки, вспыхивающие над заливом.
Та ночь многое изменила. Аида хотела сорвать вечеринку Гриффинов. Я согласился. Мы понятия не имели, что последует за этим глупым, маленьким порывом: карьера Себа разрушилась. Аида вышла замуж против своей воли. Союз с Гриффинами. Война с Братерством.
Дело не в том, что я хочу, чтобы все вернулось на круги своя. Но я хотел бы знать, когда наступит момент, который навсегда изменит твою жизнь. Хотелось бы мне насладиться этим ужином подольше и не так торопиться вставать из-за стола.
–
С него капает пот, он только что пришел с пробежки.
Мой брат уже был зверем к шестнадцати годам, и с тех пор он еще больше вырос. Я думаю, что он провел большую часть своего времени в Ираке, тренируясь на базе. Он вернулся домой размером с полувзрослого быка. Теперь он гребаный Кадьяк.
Я слышу, как он кряхтит и напрягается в нашем подвальном спортзале. У нас есть древний набор штанг, покрытых ржавчиной. Данте набрасывает на шею пару гигантских цепей, затем отжимается, подтягивается и опускается, пока его мышцы не выпирают в тех местах, где у людей даже не должно быть мышц.
– Ты выглядишь выжатым. Ты не пробовал вместо этого завести подружку? – спрашиваю я его.
– Кто бы говорил, – отвечает Данте. – По крайней мере, у меня была девушка, однажды.
О, да. Но мы о ней не говорим. Если только не хочешь, чтобы Данте оторвал тебе руку и скормил ее тебе.
– У меня было много подружек. На час или два.
Данте фыркает.
– Маме бы не понравилось, что ты так говоришь.
Теперь моя очередь напрягаться. Это единственная женщина, которую я не хочу обсуждать.
– Мы не знаем, что бы ей понравилось, – говорю я. – Потому что ее здесь нет.
Данте спокойно смотрит на меня, пытаясь решить, должен ли он сказать что-нибудь еще. Вместо этого он возвращается к разбросанным бумагам.
– Это хранилище? – говорит он, указывая на самый верхний чертеж.
– Да.
– Зачем тебе чертежи хранилища?
– Сегодня день очевидных вопросов? – спрашиваю я его.
Данте глубоко вздыхает. Поскольку его легкие похожи на гармошку, он сдувает со стола несколько бумаг.
– Папа знает об этом? – спрашивает он.
– Нет. Ты знаешь, доктор Бернелли говорит, что стресс вреден для его сердца. Я собирался рассказать ему об этом позже.
Мой отец в настоящее время на девятой лунке с Анджело Марино, главой второй по величине итальянской семьи в Чикаго. Папа ненавидит гольф, но ему нужно больше двигаться. Марино заманил его обещаниями клубных развлечений и хорошеньких официанток. Взамен Марино получил возможность прожужжать папе все уши о том, как его четверо никчемных сыновей могут продвинуться внутри организации.
Папы не будет дома еще несколько часов, а это значит, что я могу работать, ни на что не отвлекаясь. Кроме Данте, конечно.
Данте молча просматривает чертежи, его темные глаза бегают от страницы к странице.
– Это банк Пейджа, – тихо говорит он.
– Угадал с первой попытки.
– Ты собираешься его ограбить?
– Не совсем его. Лишь того, кто хранит свои деньги в его банке.
– Ты же знаешь, что он имеет дело с серьезными людьми. Не с кучкой врачей и юристов.
– Вот почему я собираюсь сделать это анонимно. Не буду оставлять свою визитную карточку, как обычно.