Беспредел в школе Прескотт

Стунич С. М.

Лучшая подруга

Социальный работник по делам несовершеннолетних

Бывший

Директор

Сводный брат

Мама

Пятна розовой помады скрывали некоторые из них, но самые важные все еще остались.

Мама.

Потому что из всех людей, она была той, кто принесла меня в этот мир, а потом позволила ему поиметь меня. Подталкивала к этому. Даже сама так делала.

— Самое грустное во всем этом то, — сказала я Вику, изучая список, который сделала несколько месяцев назад. — Что эти имена внесены сюда, не потому что я хотела ненавидеть этих людей. Они здесь, потому я любила их или

образ того, кем они должны были быть, — мой большой палец прошелся по номеру три, когда подумала про Корали в ее комнате вниз по коридору. — Ее работа в обществе заключается в том, чтобы быть спасательной сеткой. Она должна была защитить меня, направить меня в место получше. Она притворилась моим другом, Вик, — я вздохнула и переместила большой палец на номер пять. Директор Ванн был…интересным. Он не безвинный, и он получил по заслугам, позвав мальчиков за мной. Он вызвал скорую помощь мисс Китинг. Может ли кто-то искупиться вне зависимости от того, как сильно облажался?

Не для таких, как Эрик Кушнер. Или Тинг. Но, полагаю, поэтому они и мертвы, а Скотт Ванн нет. Принуждение несовершеннолетних подростков к съемкам порнофильмов в прямом эфире — это довольно плохо, но он никого не насиловал, насколько нам известно.

Я развернула конверт. Мои клятвы были написаны на нем шариковой ручкой. Немного чернил размазалось, но это не имело значения, потому что я все равно могла прочитать их. Черт, я все еще знала, что хотела сказать, не читая этого вообще. Но мне становилось лучше, когда притворялась, что читаю слова с листочка.

— Здесь слишком темно, чтобы ты смогла прочитать хоть что-то, — возразил Виктор, поднимая свою голову, чтобы взглянуть на клочок бумаги.

Я разгладила сложенный край, чтобы ему было лучше видно страницу. Лунный свет рассыпался по ней серебристыми полосами. Я вполне могла это прочитать.

— Мне даже не нужно это читать, чтобы сказать, — в любом случае я дала понять, мои руки тряслись. Быть уязвимой это не по мне. Уязвимость никогда не была мне во благо. Я позволила себе быть уязвимой с Пенелопой, и она умерла. Я позволила себе быть уязвимой с Аароном, и он бросил меня. Большой выдох. — Можешь снова повторить свои? — попросила я, и Вик рассмеялся.

Он потерся лицом о мое колено, и издал маленький выдох облегчения.

Он повторит. Знаю, что повторит.

— Конечно, но ты наденешь платье.

Он поднялся, нависая надо мной таким образом, который я бы описала защищающим. Вик, несмотря на свое поведение мудака, хотел заботиться обо мне. Это я знала точно.

— Придурок, оно покрыто грязью с кладбища и спермой, — проворчала я, но на самом деле все было не так уж плохо. На самом деле ему просто необходима химчистка. Заплатив за него шесть тысяч долларов, будьте уверены, что я почищу его и надену снова.

— Надевай, Бернадетт, — приказал он мягко, обходя мен и направляясь к балкону.

Он вышел наружу, еще больше омывая свое тело в серебристом свете луны, подчеркивающем все татуировки и усиливающем размер мышц.

Я поднялась и сняла черную кружевную ночную рубашку, надевая платье вместо нее. Трусики меня не волновали. Виктор просто сорвет их и выбросит. Босые ноги парили над мраморной плиткой на полу, когда я шла к своему мужу, чтобы встать рядом.

— Понимаю, почему ты скрыл свои от Офелии, — сказала я, и он нахмурился, обращая внимание к морю. Несколько елей Ситка и береговых сосен усеивали край участка, но это не стоило крови невинных. — Эта женщина — гребаная акула, Вик. Правда, она пугает меня до чертиков. Что мы будем с ней делать?

Он лишь покачал головой, пропуская свои татуированные пальца через волосы. Я немного приблизилась, чтобы, вдыхая, могла чувствовать этот мужественный мускусный запах, а не только соль, песок и море.

— Этой ночью больше никаких дел, — проговорил, смотря на меня и резко выдыхая. Виктор управлял

своим гневом, как и всегда, как он сделал сегодня на переднем дворе, когда я бросила ему вызов, а он прижал меня к дереву. Он — мастер в контроле своего темперамента. Осмелюсь сказать, даже лучше, чем Оскар. — В этом проблема Хавок. Всегда есть кого похоронить, есть кто-то, кто хочет похоронить тебя, и куда более продуктивный способ провести время, — он снова рассмеялся, этот звук был настоящим определением АСМР^[5] для моей души. — Иногда ты просто хочешь трахнуть свою девушку, понимаешь, о чем я?

Я ухмыльнулась, засовывая свою правую руку в карман, а в левой держала список.

— Не совсем. Вполне уверена, что родилась проклятой, потому что мне нравятся парни. Если бы только сексуальную ориентацию можно было выбирать.

Я покачала головой, когда Виктор ухмыльнулся в ответ. Око за око, так он сказал своей матери, но на самом деле это я и он в двух словах.

— Ты тянешь время, — сказал Виктор и не ошибся. Мысль о том, чтобы прочитать ему, что написано на листочке, наполняет меня ужасом. Он обернулся, облокачиваясь локтями на перила за ним, и посмотрел прямо на меня. — У нас будет еще одна свадьба, когда я получу свое наследство. И мы пригласим каждого сопливого придурка-миллиардера, которого знает моя мама. Она будет чертовски готической и напугает их всех до чертиков. Потому что, знаешь, мне недостаточно владеть уважением учеников старшей школы. Мы будем контролировать подземный мир, Бернадетт. Будем править им, — Виктор взял меня за руку и притянул ближе, выравнивая наши тела. Когда посмотрел сверху вниз в мои глаза, мое сердце остановилось. Потому что он обладал властью делать так. Владел моим сердцем и знал это. — Когда это время наступит, я скажу это всем присутствующим.

— О, пожалуйста, — пробормотала я, но, опять-таки, мои слова были мягкими, спокойными как волны океана.

Виктор выпрямился, кладя свои руки по обеим сторонами моего лица.

— Нет, послушай, — сказал он, но давление на моих щеках было нежным. Этими руками он может разбивать черепа или прижать меня к себе и обнять. — Офелия не сможет на самом деле понять, как ты важна для меня, пока нет. Она не может знать глубину того, что я чувствую. Если узнает, она сделает все, что в ее силах, чтобы разрушить нас.

— Никто не может разрушить нас, Вик. Мы уже сломлены, — сказала, и он заткнул мой рот поцелуем, оставляя задыхаться в его руках.

— Бернадетт, ты — движущая сила, стоящая за каждым моим действием, — повторил он, и я задрожала от звука глубокого голоса. Он мерцал в воздухе и проникал в меня, заполняя каждую трещину, каждый пробел. — Всегда была. Я никогда не смогу в достаточной мере отблагодарить тебя за это, — Вик целовал каждое из моих закрытых век, и я улыбнулась. Еще мне было немного не по себе, зная, что должна также уязвимо открыться для него, когда настанет мой черед. — Без тебя у меня не было бы причины. Причины жить. Причины сражаться. Причины преуспеть. Ты — кислород в моей крови и заряд, заставляющий мое сердце биться.

Весь воздух из легких ушел, и позволила боли от того, что не дышала, обжечь меня на мгновение. Я не имела в виду саму боль, а первый вдох, который сделала, когда наконец нашла в себе мужество снова втянуть кислород в легкие.

— Хоть я и не заслуживаю тебя, — продолжал он, когда перестала пытаться задержать дыхание на долго. Виктор тоже знал, что я делаю это, но он не торопился. Вместо этого растягивал каждое слово, словно моя душа была куклой вуду, а он вставлял в нее иголки. Каждая причиняла боль, но потом расцветало ни на что не похожее удовольствие. — Хоть моя любовь и эгоистична, я хочу, чтобы ты доверяла мне. Закрой глаза и чувствуй свободное падение, Бернадетт. Позволь мне поймать тебя.