Беспризорница Юна и моркие рыбы (Книга 1)
Шрифт:
Юна подумала, фыркнула и объявила:
– Это ты, наверное, умность какую-нибудь сказал. Я не понимаю. А где Санта?
– У себя, наверху, - ответил Юрис.
Комната, где жила Санта, называлась "королевские покои". Юна толкнула дверь и вошла. Санта стояла перед кроватью в задумчивости. На кровати лежало белое платье. Оно все сверкало. Юна еще не видела этого платья, хотя она видела кучи Сантиных нарядов, - Санта могла нацепить на себя что угодно, хоть прошлогоднюю газету. Девчонка все-таки, что с нее взять. Еще на кровати была большая синяя сумка.
– Эй, ты!
– сказала Юна.
– Хватит смотреть на свои тряпки, погляди на улицу!
Санта мельком взглянула в окно и снова уставилась на платье.
– Вот что значит - девчонка, - заметила Юна. Она подошла и уселась на кровать, рядом
– Ты что, не видишь? Юрис сказал - это весна! Теперь знаешь что начнется? Знаешь, как мы теперь заживем? Вот ты думаешь: нам зыканско было, да?.. Так это так себе было, так и знай, а настоящее зыканско, оно только теперь и... Эй, ты чего?
Санта закрыла глаза и повела навстречу друг другу два указательных пальца, шевеля при этом губами. Пальцы встретились, Санта открыла глаза.
– Не брать, - сказала она с сожалением.
– Не брать! Почему же не брать?!
Постояв немного, она вздохнула и начала складывать белое платье и, сложив, убрала в шкаф.
– Куда не брать?
– заинтересовалась Юна. Санта закрыла шкаф и повернулась к ней, как будто только что ее заметила.
– О, Юна!
– сказала она.
– Хорошо, что ты зашла. Я как раз хотела тебе кое-что показать.
– Вот, - сказала Санта.
Это было не очень далеко от замка, но пока они добрались, Юна зачерпнула полные сапоги снега, и теперь снег таял в сапогах, а Санта - она ударила несколько раз ногой по снегу, очищая камень.
– Это и есть что ты мне хотела показать?
– спросила Юна без всякого удовольствия.
– Вот этот камень? Может ты теперь еще скажешь, что это какой-нибудь волшебный камень?
Санта приложила палец к губам. Они вместе несколько секунд прислушивались. Днем лес был совсем не страшный, и никакой не черный. И, однако, когда Санта заговорила, она заговорила чуть громче, чем шепотом:
– На этом камне сидит Рыболов, - сказала она.
– Снег растает, и река потечет, и здесь будет сидеть Рыболов. Он всегда здесь сидит.
Юна сказала:
– А я думала, здесь не бывает людей... кроме кто из замка.
– Мало что ты думала, - сказала Санта.
– А вот он есть. И он не какие-нибудь там люди, он - Рыболов. Он тут всегда сидит. И никогда ничего не говорит.
– Ты его видела?
– спросила Юна.
– Да, - сказала Санта.
– Ты тоже увидишь. Когда растает снег.
Она еще несколько раз ударила ногой по снегу на камне, а остаток счистила рукой. И села.
– Ты тоже садись, - сказала она Юне. Юна села, тайком потрогав камень рукой - может теплый? Нет, камень был как камень. Они немного помолчали.
– Знаешь, - сказала наконец Санта, - я еще не видела таких людей, как я.
– Да?
– сказала Юна через почти минуту. Больше она не знала, что можно сказать, а что-то сказать надо было.
– Ты хорошая, - сказала Санта, заспешив, - ты... во многом даже лучше, чем я. Но ты все равно не такая.
И еще она сказала:
– Мы уезжаем.
– Кто - мы?
– спросила Юна, и Санта ответила:
– Мы берем единственного рыцаря из нашей верной свиты - доблестного Юриса Рыжебородого.
– Но вам тоже будет хорошо, - сказала Санта, - вам, кто остается. Я, может, еще даже пожалею, что отправилась в странствие. Я буду думать, как вы здесь... без меня.
– Понятно, - сказала Юна через некоторое время. Больше она ничего не могла придумать.
– Понятно.
И день промелькнул, и наступил вечер, и королева Санта Первая и единственный рыцарь из ее верной свиты, доблестный Юрис Рыжебородый, - вышли из Яблочного Замка, одетые по-дорожному, и у Юриса на спине был большой рюкзак, а на плече - большая синяя сумка, а Санта ничего не несла, и все вышли проводить за порог, только дона Бетта не вышла, потому что как раз начинала растапливать печку, но Санта с Юрисом заглянули к ней попрощаться. И потом все вышли за порог, и открылось окно, и дети закричали оттуда: "До свидания, до свидания!", а пес Гудвин залаял, а Анна-Лидия Вега-Серова так верещала, что пришлось заткнуть уши. Так Юна и простояла с заткнутыми ушами в комнате, пока они там прощались, и не увидела, как наконец две фигуры двинулись между деревьев по замерзшим лужицам, накапавшим за день, двинулись туда, где сад кончался кустами дикой малины и сменялся лесом; не увидела, не стояла вместе со
А что - все?
Юна лежала на кровати в этой комнатке, которая была как бы ее комната, и ничего не делала. Поплевывала в потолок. На самом деле она думала. Она думала: как же так? Или еще она бродила по дому и путалась у всех под ногами, в точности как Анна-Лидия. И все время думала, но что-то ничего не сходилось. Теперь ей не хотелось даже ехать в город. Тем более, что на следующий день после отъезда Санты с Юрисом исчезла и весна - как не было; снова ударили морозы и пошел снег. Как раз в эти дни граф де Билл вернулся из леса в замок; он объяснил беспризорнице Юне, посмеиваясь, что это была незаконная весна больша-ая шутница и обманщица. Это тебя в твоей школе так научили, посмеиваясь, спросил граф де Билл, - что времен года четыре? Иди в пень, огрызнулась Юна. Они всегда так разговаривали, граф де Билл подсмеивался над Юной, а Юна огрызалась; а вообще граф де Билл начал обращать внимание на Юну только после того, как увидел, что Юна по утрам обливается холодной водой из колодца, - потому что и Юрис, и папаша Маугли, и даже дети обливались по утрам, а что, Юна - хуже их? Вот только после того граф де Билл начал разговаривать с Юной, а до этого будто вовсе ее не видел. А, например, с Сантой Юна никогда не видела, чтобы граф де Билл разговаривал, а с Анной-Лидией он только ругался, а с Юной - вот, разговаривал, только все время посмеивался. Конечно, это если он был в замке; потому что в лесу граф де Билл проводил больше времени. В этом вашем лесу, спросила как-то Юна небрежным тоном, какие-нибудь, наверно, есть дикие звери? О, да, посмеиваясь отвечал граф де Билл, да и кроме диких зверей есть там ЕЩЕ КОЕ-КТО... И кто же?
– но граф де Билл только усмехнулся, думал, наверное что он самый главный, что в лес ходит и не боится; вот еще!.. Вообще непонятно, что можно в этом лесу делать по несколько дней. Например, говорил граф де Билл, можно слушать, о чем разговаривают деревья. А о чем?
– но граф де Билл, усмехаясь, отвечал: на том языке, что тебя в школе учили, об этом не расскажешь. Да иди ты в пень! злилась Юна. Что ты привязался к этой школе? Я уже не помню, когда я последний раз там была! Тут граф де Билл начинал хохотать, и, отхохотавшись, спрашивал: думаешь, это большое твое достоинство? Я вообще не буду больше с тобой разговаривать!
– обещала тогда Юна, окончательно разозлившись. Но потом забывала и все-таки разговаривала, потому что вообще-то он был ничего, этот граф де Билл, похожий на старшего брата Юны, которого у нее никогда не было. Времен года где-то около шести или восьми, сказал граф де Билл, и все законные, а эта незаконная, шляется где попало, всюду сует свой сопливый нос, притворяется настоящей весной, и только ты ей поверил - с хохотом убегает. И тогда просыпается старая зима и, кряхтя и мечтая поскорее уйти на покой, правит остатком положенного ей срока, потому что во всем должен быть порядок, сказал граф де Билл, посмеиваясь.
Порядок! Во всем доме был порядок, как будто ничего не изменилось, и только одна Юна бродила без дела, оставляла повсюду грязные тарелки и чашки, не убирала за собой кровать и всем мешала. Но никто ни разу не предложил ей чем-нибудь заняться и не сказал, что она всем мешает. Все как будто сговорились ее не видеть и не замечать! Или может оно и раньше так было?.. И так прошло несколько дней, а сколько точно - неизвестно, я же говорю, там не было никаких календарей, никто не отмечал время, оно шло само по себе. И вот, в один прекрасный вечер Юна спустилась в тронный зал, где продолжали вое собираться с наступлением темноты, и где Юна не была с того самого дня, как уехала Санта.
Юна прошла на свое место и села. Никто ничего не сказал, только фрейлина Марта налила ей чаю и подала чашку, на что Юна буркнула что-то типа "спасибо", только очень неразборчиво. Она сидела и пила этот чай, пахнущий летом, а посередине зала таинственно темнел пустой трон, и вился дымок от трубки Кондора, и дона Бетта подбрасывала в печку поленья.
Потом пустая чашка мягко стукнула о ковер.
– Эй, послушайте, я хочу спросить!
Голос Юны прозвенел на весь зал, он был чрезвычайно воинственный. Все посмотрели на нее. Папаша Маугли рявкнул: