Беспризорники России
Шрифт:
Она взяла из коляски на руки Нинку, матери отдала патефон.
– Пойдём с тётей Катей не торопясь. Будем ждать вас у крайнего дома, – наказала она близнецам.
Ванёк покатил коляску к полю. Братья втиснули коляску между рядами. Кукуруза созрела. Лёгкий ветерок шелестел в подсохших стеблях.
На поле встречались люди с мешками. Таскаться с коляской между рядами было неудобно, а когда собрали и насыпали в неё кукурузы, Ванёк оставил малыша стражем у коляски.
– Стой и не отходи. Мы без тебя наберём. А то кто-нибудь стибрит или потеряем транспорт. Вишь, как
Малыш остался «стражем».
Темнело быстро. Кукуруза была намного выше, темень сгущалась. Несмотря на то, что он откликался на окрики ребят, ему тогда впервые стало страшновато. И он, напрягая силёнки, принялся выталкивать по следу коляску в сторону дороги.
– Ты куда ползёшь? – спросил неожиданно появившийся с охапкой очищенных от листьев кочанов Колька.
– Где не темно, – ответил малыш.
– Правильно. Только смотри, не потеряйся… – Он посмотрел в коляску, совсем немного до полной остаётся. Когда все принесут, заполнится доверху.
Колька торопился. Люди как бы опомнились, сообразили, что впереди – голод. Валерку окликали, он отзывался, продолжая выталкивать коляску ближе к дороге. Может быть, и его действия привлекали народ: вот продукт, дармовый, а вы проходите мимо.
Домой возвращались в сумерках с полной коляской. Тётя Настя встретилась за мостом, а мать ушла с Нинкой домой.
– Ух, сколько нагрузили! – посмотрела она на кукурузу. – Да неужели все початки очистили?
– До единого. Вовка сначала не хотел чистить, а мы с Ванькой заставили, – распространялся Колька. – А Валерка, – силища, как у трактора. Один груз такой на дорогу вывез…
– Я хотел нашелушить, чтоб набрать только чистого зёрна, – заявил Вовка, чтоб и его похвалили.
– Ты бы до утра «набирал» зерно. Кукуруза ещё сырая, – пояснил Колька, – она просто не вышелушится.
Перед вечерней зарей в степи кружили стаи скворцов, перекликались жаворонки, а сейчас турчали сверчки. Посёлок словно вымер – ни огонька. Поэтому совсем неожиданно подошли к своей улице. И какие махонькие, подслеповатые без электричества, сиротливо смотрелись дома Стандартного, вроде мёртвые.
– Мы с Ваньком видели, как паровоз подцепил вагоны. Увезли нашего папаньку, – грустно сказал Колька, чтоб нарушить охватившее всех молчание.
Тётя Наташа добавила:
– Я вся испереживалась, вот думаю: налетят стервятники, начнут бомбить, а им и укрыться негде. Хорошо, что обошлось… А вот мы и приехали. Скажите матери, пусть приходит за кукурузой. Завтра поутру возьмём тачку, и все поедем, пока она ещё есть.
«И не поехали, не получилось с тачкой… а то бы всё равно вояки забрали, они кукурузу очень лопают…»
Сон не шёл, может быть, потому, что он уже выспался до воздушного боя. Валерка стал думать, вспоминать, что ещё было после проводов отца до прихода в посёлок итальянцев, как растаскивали магазины, ребята ходили на станцию смотреть на эвакуированных, на эшелоны с красноармейцами и призывниками, как наши отцы:
– Может, такое случится, – мечтали близнецы, – мы приходим на станцию, там эшелон с бойцами, а среди них наш папанька. Может, такое быть? – И убедительно заявляли: – Может. Их обмундировали, дали оружие и везут на фронт, а фронт в той стороне, – показывали на запад.
Очень хотелось Валерке пойти с братьями на станцию. Но Колька всегда был против.
Был бы он побольше, а возиться с таким соплячьём, претило его самолюбию.
Малыша утешало то, что и они, сколько ни ходили на станцию, а так и не встретили своего отца. А после того, как попали под бомбёжку, тётка Настя запретила им бывать на станции.
«И вот не стало ни тётки Насти, ни близнецов. Упадёт на этот дом бомба или снаряд – и всё… Хорошо, что Петров всыпал мародёрам, может, они больше не появятся!» С этой мыслью он засыпал, загадав, что завтра, если не будет стрельбы, не придут мародёры и не будет наступления, – он видел, где завалился один из подбитых самолётов: «Можно подговорить Вовку и пробраться к нему – это в дальнем овраге».
Пока все спали, получилось, что он вспомнил всю жизнь до прихода войны, пытаясь разгадать, что же будет дальше.
Вдруг кто-то грохнул в уличную дверь раз, потом ещё раз, так что цокнули стекла окна о крепёжные гвозди. «Кто ж это ещё не успел уснуть?» За окном чернела непроглядная ночь. Не плясало на стене, напротив плиты, пламя. В комнате стояла темнота, как в погребе.
Мать быстро встала, накинула платье и застыла у двери. По коридору кто-то шаркал. Можно было догадаться, что он шарит по другой стороне; там двери бабы Груши и молодой татарки Тоськи, которая живёт с дочкой, ровесницей Нинки. Мужа её, Фаиля, призвали в армию перед самой войной. Ходили слухи, что он дезертировал и живёт у татар на хуторе. Был случай, что однажды перед ночью кто-то приходил к Тоське. Баба Груша говорила: татары приходили и хотели забрать Тоську с дочерью на хутора. Та не согласилась и не отдала Фариду. Груша подслушала разговор ночных «гостей» и передала матери.
«Никто из мародёров по ночам не шастает, возможно, это опять к Тоське?» – Валерка прислушался к шарканью в коридоре. Мать стояла у двери не шелохнувшись, неподвижно белели рукава её светлого платья. Но вот со скрипом распахнулась дверь напротив. Бабы Груши дверь. Она ни днём, ни ночью не запирается. Баба, как видит мародёров, удаляется. И те даже перестали заходить в пустую квартиру.
– Якый там грець?.. – услышали голос бабы.
Хлопнувшая дверь обрубила голос Груши. Вовка и Валерка вскочили и подбежали к матери. Захныкала Нинка.
– Марш в постель! – шепнула мать и подтолкнула сыновей, прошла к Нинке и стала её успокаивать.
– Вроде кто-то там, в квартире Груши бубнит, – сказал Вовка.
Он ночью тоже не спал:
– Вот тебе и затишье, – сказал он матери, – может, они надумали наступать ночью, сейчас погонят нас впереди на пулеметы… шастают по коридору…
– Молчите! – приказала мать.
Дети затаились, даже Нинка перестала хныкать. Мать сунула всем по коржику. А за дверью что-то происходило. И вот после хриплого выкрика раздались выстрелы. Несколько минут царила тишина, затем скрипнула дверь и осторожно постучали.