Бессердечный принц. Раскол
Шрифт:
Будто услышав меня, Ольга наморщила курносый нос и фыркнула. Излом бровей показал складки от морщинок между ними, стоило ей нахмуриться.
— Я не принадлежу к царской семье, Ваше Императорское Высочество, — чуть холоднее прежнего ответил Влад.
Я замер и поднял голову, уставившись на икону Николая Чудотворца, чей печальный взор будто смотрел в самую суть моей проклятой души. Будь я чуть более религиозен, решил бы, что святой меня осуждает за недобрые мысли и неправедную жизнь.
— Мы уже на «вы», братец? — медленно повернувшись, я с интересом
На плече в том месте, где цепь призванного разодрала мундир, появилась глубокая рана. Из-за крови, сочившейся беспрестанно, форма теперь выглядела неряшливой и перепачканной. Я посмотрел выше и впился им в знакомые черты в ожидании реакции. Однако при упоминании нашего родства на лице старшего брата не дрогнул ни один мускул.
Поразительная выдержка, почти как у меня.
— Не упоминайте о нашей непростительной кровной связи, Ваше Императорское Высочество. У стен бывают уши, а слухи нам ни к чему. Я оговорился ранее, приму любое наказание за дерзость, — он склонил голову, хоть и не очень охотно.
— Вроде бы век дикости и скудоумия закончился лет сто назад.
— Твой отец так не считает, Алекс, — перешел на французский Влад.
— Наш отец, — поправил я, и брат вздрогнул, а в светло-серых глазах заскакали искры давно тлеющего гнева.
Я лучше многих знал, как Влад злился на императора. Возможно, перешел бы на сторону революционеров. Или уже перешел, но тщательно скрывал сей факт. Потому что случались в жизни вещи, которые ребенок не прощал родителю.
Например, когда мать Влада отправили на смерть в Пустоту, прикрывшись спасением ее отряда. Все для того, чтобы скрыть позорную связь императора с его личной охранницей. А потом Злату Ящинскую сгноили в сумасшедшем доме, оставив брата фактически сиротой при живом родителе.
— Его императорское величество мне не отец, — выплюнул Влад и стиснул пальцы в кулак. — Никогда им не был и не станет.
— Тогда кто тебе я?
И вновь наш бессмысленный разговор зашел в тупик. Тысячи раз мы начинали его, затем расходились в стороны, так и не придя к однозначному итогу. Лишь ответ Влада оставался неизменным:
— Вы — мой будущий император. Потому я останусь на службе до вашего восшествия на престол.
— Переходи на русскую речь, мы все-таки не в Париже, — спокойно сказал я, потирая виски. — К тому же увольнение в запас национального героя грозило бы бунтами в армии.
От французского страшно разболелась голова в том месте, куда старший унтер-офицер ударил меня в пылу борьбы. Я поднялся, затем стащил пальто, испорченное бурыми пятнами. Бросил его на кушетку, а потом подошел к столику и потянулся к стоящему там графину. Шум льющейся воды немного успокоил расшатанные адреналиновым всплеском нервы.
— Есть повод пересмотреть грошовые пенсии бывших офицеров, — небрежно бросил Влад.
Я покатал на языке прохладные капли, после чего отсалютовал ему бокалом.
— Умру, меняй хоть всю систему власти. Из последних Романовых только ты годишься на продолжение рода, — издевательски улыбнулся я. — Тебе уже минуло тридцать пять. Пора бы задуматься о гнездовании и выведении будущих наследников престола.
— Боюсь, что принцессы всей Европы в подметки мне не годятся, — съязвил Влад. — Потому страдать придется тебе.
— Ты старше.
— А ты наследник.
— Чувствуешь? — я помахал руками и поставил бокал. — Дворец провонял токсичными отходами от наших регулярных плевков. У нас отвратительные отношения.
— Ну и кто в этом виноват?
Хмыкнув, я сел на небольшую тахту, положил ногу на ногу и устроил руки вдоль спинки. Под пристальным взглядом Влад нисколько не стушевался, зато обратил внимание на царапину и нахмурился.
— Что там произошло, Алекс?
Я прищурился, судорожно сжал пальцы и вновь представил шею старшего унтер-офицера. В узах затрещал его предсмертный хрип, когда пущенная пуля остановила навсегда лживое и черное сердце предателя.
— Сделал вашу работу, Влад. Избавился от человека, покусившегося на мою жизнь, — едко ответил я, отчего тот опустил ресницы и скрыл от меня выражение глаз. — Теперь хочу знать, кто отдавал приказ об отбытии лейб-гвардии на учения. Почему, черт возьми, во дворце в момент нападения не было ни одного мага высшего уровня, и как та тварь обошла защитные амулеты на въезде.
— Я выясню, — склонил голову Влад.
— Слушай внимательно, — поднявшись, я подошел к нему вплотную и вдохнул горький аромат пороха с кровью. Его кровью. — Всех рядовых, офицеров и начальственный состав дворцовой стражи перепроверить. Разжаловать начальника охраны, затем поместить в Петропавловскую крепость для допроса. Пойманную горничную отправить следом, вытрясти из нее все подробности. Если надо — применяйте пытки. Но чтобы к утру у меня на столе лежал отчет: кто, что и кому ждать расстрела.
Влад затаил дыхание, а я придвинулся ближе и прошептал ему на ухо:
— Молись богу, чтобы ты оказался непричастен.
— А иначе?
Вопрос прозвучал двусмысленно и дерзко. Наши взгляды встретились, и впервые я затянул с ответом.
— В противном случае беги из страны. Потому что я не собираюсь делать выбор между братом и короной.
Отступив, я громко откликнулся, когда в двери постучали:
— Войдите!
Глава 7. Ольга
На смену безмятежности пришел страх, который меня и разбудил.
Как только я открыла глаза и оглянулась, облегчение укутало теплым покрывало и убрало с языка прогорклый вкус паники. Сладкая эйфория ударила в голову не хуже мартини от ощущения собственного величия.
Я не сразу поняла, что эмоции не мои. Беззащитный разум подвергся атаке чужих чувств. Резкие черты лица лекаря разгладились, а под его нависшими веками засиял радостью взор. Страх растворился в глубине зрачков цвета крепкой заварки, и Владимир Яковлевич Боткин стер влажную каплю с кончика длинного носа.