Бессердечный принц. Раскол
Шрифт:
Кому нужен командир без магии? Да никому. И сегодняшнее нападение подтвердило мои худшие опасения, поскольку я не спас погибших ребят. Слишком долго выжидал, слишком медленно двигался.
Всего слишком.
— Сиди на месте! — Абрамов поймал меня раньше, чем я рухнул спиной на коробки. — Одурел?! После прямого удара Призванного в бой рвешься!
Желчь с остатками непереваренного бутерброда подступили к горлу. Схватившись за стол, я склонился и втянул воздух. Ароматы медицинского кабинета не позволили выплюнуть желудок на ноутбук Славы.
Проглотив
— Больно? — спросил Абрамов с истинно врачебным сочувствием, а я качнул головой.
Нет. К боли я привык давно, она не была чем-то из ряда вон. Когда в тебя регулярно стреляют, попадают осколки, режут кинжалами и чем придется — со временем тело приспосабливается. И я всегда считал, что уже ничто и никогда меня не сломит. Кроме пустоты, что поселилась в груди больше года назад. Сосущая яма, которая росла с каждым днем и тянула на самое дно, где от прежнего меня не осталась только оболочка.
День, когда я вернулся в штаб, превратился в непрекращающийся кошмар. Меня заверяли, что дар можно восстановить. Мол, технологии шагнули так далеко, и лекари исправят роковую ошибку того боя с Призванным.
Идиот. Тешил себя надеждами, хотя видел в глазах главного лекаря Урюпинской больницы настоящий ответ.
Утраченный дар вернуть невозможно. Он мертв, иссяк, выгорел до бескрайней пустоши. Я потерял не только магию, но и себя.
— Мне надо идти, — проглотив острый ком, я выпрямился. На тошноту и слабость постарался не обращать внимания.
Все пройдет. Привык же.
— Влад, тебе нужен лекарь, — знакомый жалостливый взгляд резанул по сердцу до скрипа зубов.
Достали!
— Вроде бы рана не опасна, — индифферентно ответил я. — Буду менять повязки и следить за гигиеной.
— Душевный лекарь, не простой хирург или травматолог. Сюда ты попадаешь чаще, чем остальные жандармы и лейб-гвардейцы. Такое чувство, будто сознательно идешь на смерть!
Я промолчал, Абрамов дернул меня на себя, отчего иглой прострелило руку от пострадавшего плеча до кончиков пальцев на ногах. Сжав челюсти, я гневно посмотрел на Славу, дождавшись, когда он отойдет.
Сказать что-то или ответить по существу я не успел, поскольку в двери постучали. Кудрявая голова Баро проснулась в приоткрытую щель. Выражение лица командира лейб-гвардии Алексея подсказало мне, что лучше поторопиться. Судя по черным папкам подмышкой Светлакова, наши умельцы нашли информацию задержанным. В том числе Оксану Мечихину или как там себя называла рыжая горничная.
— А, подполковник, — не слишком обрадовался присутствию командира Абрамов.
Оно и понятно, цыган с даром управлять картами Таро вызывал у Славы, мягко говоря, не лучшие ассоциации. Не любил наш лейб-лекарь свободолюбивый кочевой народ.
— Полковник, — сухо поправил его Баро и перевел угольно-черный взгляд на меня. — Влад? Ты закончил?
Вообще-то ему следовало обращаться ко мне как положено, поскольку мое звание было выше. Но…
Я вышел следом за Светлаковым и аккуратно прикрыл дверь медкабинета. В коридоре стояла тишина, лишь изредка доносился гул проходящих по лестнице охранников. Первый интересовался наличием сигарет, второй уверял, что последние две для дежурства остались.
— Нашел?
Баро не заставил себя долго ждать: вручил мне папки и первой же оказались материалы, собранные на Оксану Витальевну Мечихину. Похоже, она не соврала. Ее действительно звали так, только фотография показывала не рыжую перепуганную девчонку, а изможденную блондинку.
— Менталисты проверили. Блок на памяти, ничего не знает, — развел руками Баро. — Стена — тараном не пробить.
— А начальник караула и охрана?
— Молчат, — ресницы дрогнули, тени затерялись на оливковой коже Светлакова. — Приказано применять пытки. И тебе звонила княгиня Ольга.
Последние слова друг произнес весело и непринужденно. Я же сделал вид, будто не услышал его.
— Соберите опергруппу. Надо съездить на квартиру к этой Мечихиной, — я перевернул листок и вчитался в записи, сделанные чьей-то кривой рукой. За дерьмовый почерк некоторых солдат надо бить линейкой.
— Командование возьмешь сам?
Прозвучало риторически, поскольку Баро знал ответ. Спросил скорее из вежливости и для протокола.
— Цесаревич лично поручил мне расследование, — спокойно отозвался, хотя видел недовольно поджатые губы Светлакова.
Еще бы, где это видано, чтобы командир корпуса жандармов разбирался в заговорах лично. Нет чтобы офицеров послать или кого-то пониже статусом.
— Кстати, девчонку тоже отдай под допрос. Пусть ломают блок, — приказал я.
— Влад, — в голосе Баро промелькнула неуверенность.
— В чем дело?
Я догадывался о причинах сомнений. У Светлакова младшая сестра едва ли старше той девицы, что томилась в казематах.
Недавно его семья отпраздновала большое событие: Нана стала совершеннолетней и ей подобрали жениха, вскоре она выйдет замуж. А военные тоже люди. У нас и сестры с братьями, родители, и дети. И какие-то вещи в нашей работы мы воспринимали острее, чем другие.
— Пытать девчонку? Ей двадцати нет, менталисты разнесут ей сознание в пыль. Овощ останется, — замялся Баро. — Разве мы воюем с женщинами и детьми?
Я захлопнул папку и прищурился, впихнув документы в руки Светлакова.
— Оставь пацифизм, всяк сюда входящий, — процедил я. — Когда взял автомат, поздно говорить о мире.
— У нас не бои с обычными гражданами, Влад. Девочка правда ничего не знает. Вполне вероятно, ее заставили.
— А революция — баба кровавая, потому клала на наше с тобой мнение. И император тоже клал. Или хочешь на аудиенцию, чтобы подискутировать с ним о миролюбии?
Ноздри Баро раздулись, он крепко стиснул папки, и матовый пластик смялся. Золотой перстень загорелся алым от пробившихся в коридор лучей уходящего солнца. Проведя языком по губам, Светлаков отступил на шаг и склонил голову.