Бессердечный принц. Раскол
Шрифт:
— Демонологи на счету во всех странах, кроме Африки, — я нахмурился. — Он служил в армии?
— Нет, — Катя качнула головой. — Дедушка эмигрировал из Австро-Венгрии во время Первой мировой войны в Российскую империю. Он занимался изучением природы происхождения хаоса, поэтому приехал сюда по приглашению императора.
— Тогда…
— Во время революции он погиб, бабушка с мамой сбежали обратно в Чехию. Но потом вернулись. Мама встретила папу, — Катя посмотрела на меня немигающим взглядом. — Он был с Казанской губернии тоже демонолог и состоял на службе. Они прожили несколько лет, затем
— Почему?
Я озадаченно склонил голову к плечу. Странно. В то время не слишком приветствовались дети вне брака и отношения без регистрации. Двое детей, один из которых одаренный...
— Потому что у Юры проснулся хаос.
Стальные нотки резанули по нервам, и я прикрыл глаза. Понятно, почему ее брат не служил в армии. И отчего бежала мать Катержины, будучи беременной вторым ребенком. Пальцы сжали переносицу, внезапный приступ боли.
— Где сейчас твой брат? — спросил я, и звон в ушах усилился. Слишком напрягся в ожидании ответа.
Катя дернула плечом.
— В Тобольском тюремном замке. Поехал в Москву на мой выпускной из балетной академии и попался полиции во время рейда шесть лет назад. Его взяли после драки в баре по обвинению в нанесении тяжких телесных повреждений. Якобы Юра призвал хаос, и несколько человек серьезно пострадали от монстров пустоты.
Ох, твою мать. Это же расстрельная статья.
— Его не казнили? — осторожно спросил я, и Катя снова покачала головой.
— Князь Андрей воспользовался своим влиянием. Приговор заменили на пятнадцать лет строгого режима.
Сцепив зубы, я сжал кулак и посмотрел на ее спокойное выражение лица. Ни один мускул не дрогнул, настолько сдержанной и непрошибаемой выглядела Катя, несмотря на тяжелую тему разговора.
— Романов, да? — выплюнул я, прекрасно понимая подтекст. — Сколько тебе было лет?
— Это неважно, — она легко поднялась на ноги.
Я встал следом.
— Сколько, Катя?
— В тот год мне исполнилось семнадцать, — белые от инея ресницы дрогнули.
Выругавшись. Я шумно втянул носом морозный воздух, чтобы немного прочистить мозги от накатившей ярости. Желание придушить эту беспринципную мразь возросло во сто крат, а отвращение к себе из-за тех дурацких мыслей насчет Кати, теперь больно царапали грудь изнутри.
Романовы и балетные школы — дело давнее и темное. Но всегда это было по обоюдному согласию. Во всяком случае, по большей части. А здесь налицо все составы преступлений, которые никуда не пришьешь: шантаж, насилие и еще парочка гадких статей. За них на зоне Андрея бы наизнанку вывернули.
Поверить в такое сложно. Даже я внутренне сопротивлялась озвученному, хотя подобные вещи вполне в духе светлейшего князя. Его по этой причине и вышвырнули в Европу, когда очередной скандал с его участием прокатился по стране набатом.
— Мы, кстати, с тобой уже встречались, Влад, — я вздрогнул и ошарашенно уставился на Катю.
Она улыбнулась, озябшие пальцы коснулись рукава моей куртки.
— Когда? — аж подавился воздухом.
— Ваш полк проходил по главным улицам Петербурга во время празднования четырёхсотлетия династии Романовых. Я только приехала по приглашению в Академию русского балета, — Катя повернулась ко мне лицо, и под ее ногами захрустел снег. — Твоя гончая бросилась ко мне и страшно напугала. Но ты сказал, что она просто хочет поиграть. Дал погладить, а потом купил целый ворох разноцветных шариков в подарок, когда узнал о моем поступлении.
Всевышний, ничего из этого я вообще не помнил. Тот день стерся из памяти, поскольку три дня подряд я пил и не просыхал. За месяц до праздника двух моих сослуживцев арестовали по обвинению в предательстве и заговоре против царской семьи.
Одного из них я допрашивал, а потом лично руководил казнью.
— Я…
Ответа не нашлось, но Кате и не требовалось.
— Ничего, — она громко фыркнула, — взрослый мужчина вряд ли бы обратил внимания на четырнадцатилетнюю дурочку.
Надо бы что-то сказать. Утешающую фразу или тупую шутку, однако в голове поселилась пустота. Ровно до тех пор, пока у меня в кармане не ожила рация. Я совсем о ней забыл, хотя взял у одного из офицеров на входе в кладбище. Как раз для переговоров с жандармами из нашего корпуса.
«Ваше превосходительство, к вам направляется молодой человек с букетом роз», — прозвучало сквозь хрипы.
Я сделал звук тише и приложил палец к губам, чтобы Катя не болтала лишнего. Обернулся и заметил, как по нашей дорожке шагала высокая фигура. По кроссовкам и укороченным джинсам я сразу понял, что идущему парню не больше двадцати пяти. Только они таскали кожанки и набрасывали на головы капюшоны толстовок вместо шапок даже в самые лютые морозы.
Сейчас это чудо с букетом подмышкой, прихрамывая, топало в сторону могилы Аксиньи Иванеску. Больше никого не наблюдалось, слишком поздно для вечерних прогулок по кладбищу, доверху набитому сверхъестественными сущностями.
Стена с урнами, где покоился Женин прах, находилось чуть дальше. Требовалось свернуть вправо, чтобы дойти до нее. Когда парень пропустил нужный поворот, я разочарованно выдохнул и посмотрел на промерзшую Катю, которая уже тряслась.
— Тебе надо домой, иначе простынешь, — с долей сожаления выдал я.
— Да все в порядке, — она шмыгнула носом.
Неподалеку мелькнули два полицейских, продолжавших наблюдение. Усталость и тошнота неожиданно навалились скопом, я стиснул зубы. Чтобы немного прийти в себя. Все-таки стоило послушаться Славу и полежать, тем более сегодня ловить нам нечего. Краснозоревцы не собирались к подружке на прощание: то ли догадались, то ли кто-то сообщил об облаве.
Странно.
Опрос родителей и знакомых показал, что у Жени кто-то был. Она изменилась после знакомства с неким молодым человеком, которого родные никогда не видели. Но Калецкая периодически о нем упоминала. Насколько я понял, она встретила его в университете. Однако парень там не учился, поэтому установить его личность не удалось.
Почему же он не пришел? Неужели плевать на погибшую подружку?
Я попытался воскресить в памяти события того дня на Васильевском острове. От момента столкновения с черносотенцами до выхода Жени из подъезда с подельниками. Парень-некромант, которого тащили, находился в глубоком обмороке. Но все они защищали его, а Калецкая назвала по имени.