Бессердечный
Шрифт:
Она вжалась в стену и вздрогнула, и в ее глазах промелькнула очередная вспышка страха. Я наклонился и поднял ее ключи, позвякивая ими на пальцах.
Она молчала, пока я продолжал говорить. Молчала, пока водоворот ее чувств продолжал вращаться.
— Помимо всего прочего я садист, который так чертовски сильно давит, что люди никогда не оправляются от боли. В том числе и потому, что моя семья обязана вашей такими мучениями, что никто из вас не выживет. Каждый клочок твоего наследия будет сожжен в аду с
— Да, да, — вмешалась она. — Я знаю, знаю. Мы ненавидим вас, вы ненавидите нас. Бла-бла-бла. Будто мне не плевать.
Я сделал еще один шаг вперед, и на этот раз она не вздрогнула. Даже не опустила взгляда.
Ураган внутри нее набирал обороты, ни йоту не замедляясь.
Я чувствовал ее вкус, когда приближался, мой рот вновь наполнился слюной от аромата орхидей и слив.
— Тебе будет не наплевать, когда ты станешь следующей из Константин, кого я накажу, — сказал я ей, но ураган внутри нее продолжал бушевать.
Я чувствовал ее пульсацию. Страх. Ярость. Ненависть. Путаницу.
И больше.
Я мог чувствовать гораздо больше.
Она вздохнула и расправила плечи, бросив взгляд на дерьмовое ночное небо.
— С чего ты взял, что мне не наплевать на все? — спросила она меня. — Просто покончим с этим или убирайся от меня к чертовой матери, ладно?
Глава 10
Илэйн
С меня хватит. С меня хватит переживаний. С меня хватит чувств. С меня хватит жизни.
Возможно, Люциан Морелли станет тем монстром, которой освободит меня от жалкого существования.
Для внешнего мира казалось, что у меня было все, но на самом деле мой внутренний мир был похож на непрерывный поток боли. Боли, через которую я в агонии делала маленькие вдохи с тех самых пор, как была маленькой девочкой, и пыталась быть хорошей для Преподобного Линча и его больных дружков. Испорченная, использованная и извращенная. Болезненно уязвленная жизнью, за которую так держалась.
Так что да, с меня хватит.
При виде Тристана, с таким обожанием смотревшего на Синего Ястреба этой ночью, и при мысли, что член Синего Ястреба скоро будет в его руках, мое внутреннее состояние только усугубилось.
Я никогда не испытывала подобных чувств в отношении кого-либо, даже если бы мне позволили.
Этот аспект жизни моя семья уже разрушила для меня.
Тс-с, больше секретов. Больше секретов.
Больше выпивки и больше кокаина. Заглуши их. Заглуши их.
Выдохнув, я прислонилась к стене. Никто никогда в жизни не узнает, что Люциан Морелли разобрал меня по косточкам в этой части города. Пока тот сам не захочет позлорадствовать. Я оказалась
— Давай, — настаивала я. — Сделай это или проваливай. С меня хватит твоей херни.
Я почувствовала исходящий от него жар, когда он придвинулся ко мне ближе, его дыхание согревало мое лицо, а взгляд был устремлен прямо в мои глаза.
— Расскажи мне, как бы ты хотела встретить свой конец, — произнес он. — Мило и медленно или не успев и глазом моргнуть?
Его голос вызвал во мне дрожь. Отвечая, я попыталась спрятать свой ужас.
— Пожалуйста, сделай это быстро. Я уже устала от всего.
Но, как обычно, врала. Я еще не устала. Даже сквозь свой жалкий страх, я чувствовала странное спокойствие, убаюкивающее меня глубоко внутри, при мысли о том, как сдамся, и кое-что еще… по-прежнему присутствовало покалывание от чего-то большего, от которого не могла избавиться. То желание. Та потребность.
Я узнала ту потребность. Потребность, которую ощутила, когда его руки прикасались ко мне в дамской комнате на балу в честь Тинсли. Потребность, которая пронзила меня, когда я первый раз заметила его в баре «Сайрус».
Блядь, я ненавидела эту потребность.
Люциан Морелли оказался монстром в теле ангела… и я жаждала прикосновений этого ангела.
— Сделай это, — прошептала я. — Пожалуйста, просто сделай это. Убей меня.
Он неожиданно ударил ладонями о стену над моей головой, что я вздрогнула.
— Я буду делать то, что, мать твою, хочу и когда хочу, — произнес он, и в его голосе появилось что-то новое. Низкое рычание, которого я ранее не слышала.
Он позвякивал ключами в руке, подняв их вверх, к свету над входом. Связка Джеммы была на кольце, на кожаном брелоке была пропечатана цифра семь.
Цифра семь — счастливая для кого-то.
Не для меня, как оказалось.
Видимо, Люциан Морелли прочел в моих глазах что-то, в чем я не хотела признаваться даже самой себе. Он не стал силой тащить меня за собой, когда подошел к двери и вставил ключ в замок, а просто оставил меня на месте, смотрящей ему вслед.
Часть меня умоляла убежать или, по крайней мере, предпринять попытку спастись, но нет. Но никакая сила не удерживала меня на месте, только мой собственный разум, мои руки, которыми я себя обняла на уровне груди.
Он рывком открыл дверь и посмотрел на меня через плечо, ненависть в его взгляде смешалась с чем-то еще. Чем-то, что я почувствовала в своем самом потаенном месте.
— Иди и отдайся судьбе, малышка, — произнес он, и было просто безумием, насколько крошечной я ощущала себя под силой его взгляда.