Бессердечный
Шрифт:
Я вошел внутрь и, конечно же, квартира была пуста. Темная. Жалкая.
Бесполезная.
Я включил свет и вспомнил блондинистую сучку, стоявшую в коридоре среди безвкусных безделушек своей подруги, выглядевшую так чертовски потрясающе в своем страхе.
Трентон все еще колебался, когда я повернулся к нему лицом, без сомнения все еще пытаясь понять, что, черт возьми, происходит.
— Теперь можешь идти, — сказал я.
Он уставился на меня, склонив голову набок.
— Как давно я работаю на тебя, босс? — спросил он. — Двенадцать лет,
— Достаточно долго, чтобы понять, что тебе нужно держать свои мысли там, где им место. В твоей толстой черепушке, пока я не раскроил ее.
Он знал, что я не сделал бы это без серьезной на то причины, не такой, как я сделал бы с любым другим, стоящим на его месте. Мы были знакомы достаточно долго, чтобы знать черты и манеры друг друга. Я полагался на Трентона Альто, даже если не хотел этого. И он знал это.
— Двенадцать лет, а я все еще не знаю, как ты работаешь. Ты чертовски загадочен, Люциан Морелли. Даже по меркам семьи Морелли.
Мне удалось ухмыльнуться ему.
— Перестань пытаться понять это. Тебе же лучше в долгосрочной перспективе.
— Не сомневаюсь, — ответил он и ушел.
Дверь за ним закрылась, а я стоял в тишине, вдыхая воздух этого места. Напротив меня был дерьмовый гобелен — кричащая синева с мультяшным китом у корабля. Фотография ухмыляющихся идиотов висела на дальней стене у кухонной двери. Я подошел ближе, гадая, кто из этих идиотов был подругой Илэйн.
Пол на кухне был вычищен, разбитые кружки аккуратно убраны в мусорное ведро. На ковре не осталось никаких следов крови от еще одной попытки самоповреждения после того, как я ушел.
Я сел на диван в гостиной, где сорвал с нее платье, и уставился на пустое место на полу.
Мне было интересно, как часто она бывала здесь, заглушая все дерьмо в своей жизни, от которого она так решительно отказывалась. Потом я задумался и об этом тоже.
Что такого было в Илэйн Константин, что она так сильно презирала? Что заставило ее так сильно двинуться головой?
Это было не мое дело, и не стоило и секунды моего времени. Мне не следовало находиться в радиусе и пяти километров от этого места, не говоря уже о том, чтобы сидеть на диване какой-то неудачницы, думая о женщине, чей последний вздох должен был давно уйти, взятый моими собственными руками.
Было уже далеко за ранние утренние часы, когда эта мысль покинула меня на сегодня. Я даже не осознавал, что жду ее, пока не понял, что она действительно не придет.
Конечно, она не пришла. Какого хрена ей приходить в эту лачугу, когда у нее был Бишоп-Лэндинг? Черт знал, зачем она вообще тут оказалась.
Я выключил свет и направился к выходу.
Я ненавидел себя за свои оправдания за то, что хотел ее киску, потому что именно это я и делал. Лгал самому себе. Лгал себе о том, как сильно я хотел ее хорошенькую маленькую щелку.
Нахер. Нахер все это.
Нахер мое собственное гребаное дерьмо.
Я снова и снова проверял ее календарь, ожидая, пока за мной заедет еще одно вонючее
Он упоминался во множестве сообщений местных СМИ, когда я искал местоположение «Действия во имя правды», и их ежеквартальный аукцион.
Блядь!
Я быстро двигал пальцами по экрану, опережая мысли, не заботясь ни о чем, кроме охоты на эту сучку из семьи Константин. Я зарегистрировался на это торжественное мероприятие, за столиком в центре зала, вбивая имя, которое так хорошо знал.
Теренс гребаный Кингсли собирался участвовать в аукционе, и на этот раз он будет там, чтобы его увидел весь мир, а также та единственная женщина, на которую я хотел претендовать.
Глава 14
Илэйн
Возможно, Харриет спасет меня от меня самой.
Я сидела рядом с ней на ежеквартальном благотворительном мероприятии «Действия во имя правды» и осматривала стоящие вокруг нас столы. Лица, которые прекрасно знала. Лица из Бишоп-Лэндинга и загородного клуба «Регент», а также знаменитостей, ищущих признания в таблоидах. На мне было надето узкое платье цвета бургунди, демонстрирующее мое декольте, мне хотелось хоть в этой области заслужить семейного признания. И лучше постараться изо всех сил. Скоро даже о моей внешности пойдут нелицеприятные слухи, если я продолжу слишком сильно пудрить носик.
Харриет не переставала посылать мне взгляды утешения, прекрасно зная, какие мне приходится прикладывать усилия. Я не поведала ей всю историю с Люцианом Морелли, но рассказала достаточно. Достаточно, чтобы она поняла: я находилась на опасной территории, и не Морелли являлись главной угрозой. Ей была я сама, рискующая потерять остатки своего безумного разума ради дьявольского принца.
Я не вдохнула ни дозы кокаина с самых выходных. Ладони потели, а ногой отбивала ритм под столом, борясь с ломкой. Но я сопротивлялась. Бог знает как, но я сопротивлялась из последних сил.
За нашим столом еще оставались свободные места, и мой желудок сжимался в равной степени и от нервов, и от ломки. Я устремила взгляд в противоположный конец зала, чтобы понаблюдать, как моя мать посылает воздушные поцелуи сидящим за столами и, приближаясь к нам, машет всем своим «друзьям». Мое сердце затрепетало в груди, когда она посмотрела на меня, от ее взгляда разило холодом, несмотря на улыбку на лице.
Она ненавидела меня. Стыдилась меня. И уже обрекла меня никчемной.
Маленькая девочка во мне хотела вскочить, подбежать к ней и умолять крепко меня обнять. Хотела сказать ей, что стараюсь изо всех сил исправиться, и больше не буду употреблять наркотики, что я обещаю, обещаю.