Бессмертная любовь (Нет голода неистовей)
Шрифт:
Поняв, насколько решительно он настроен стоять на своем, Эмма почувствовала, что у нее начали дрожать губы.
– Ты не хочешь отпустить меня к родным, тогда как знаешь, что они нужны мне больше всего?
Слезы покатились у нее по щекам. Прежде ее слезы внушали ему отвращение. На этот раз Эмме показалось, будто ему… мучительно больно. Он поспешно поднял руку, чтобы стереть их.
– Если ты хочешь вернуться домой, то вернешься. Просто не сейчас, а через несколько дней.
Не пытаясь скрыть досады, Эмма спросила:
– Что изменится через несколько дней?
– Я
Она сжала зубы, пытаясь справиться с раздражением и бесполезными слезами.
Он обхватил ее лицо ладонями и погладил по щеке большим пальцем. Хриплым голосом он проговорил:
– Эмма, если тебе осталось быть со мной так недолго, мне не хотелось бы с тобой ссориться. А пока разреши мне показать тебе Кайнвейн. – Он подошел к плотным шторам и широко их раздвинул, а потом вернулся к Эмме. Хотя она напряглась и попыталась отстраниться, он подхватил ее на руки и понес через просторную комнату к двери на балкон. – Ты удивишься – но он по-прежнему мой. Никаких универсамов.
Оказавшись на балконе, Эмма увидела, как луна восходит над величественным замком, освещая его древние камни и великолепные газоны. Туман приближался к стенам, в воздухе ощущался легкий запах морской соли.
Лахлан указал вдаль:
– Отсюда стен, окружающих территорию, не видно, но знай: пока ты находишься внутри их кольца – ты защищена.
Он посадил ее на перила балкона.
– Ну, что скажешь?
Похоже было, что Лахлан гордится этим замком – что было вполне естественно. Стены замка были сложены из камня, но окна окружали поразительные узоры из кирпичной кладки, которые перекликались с мощенными кирпичом дорожками и даже задней частью громадного камина у него в спальне. Парк был в идеальном состоянии, а если остальная часть замковых помещений оформлена так же богато, как и его спальня, то Кайнвейн может считаться образцом роскоши. Как валькирия, она не могла этого не оценить.
– Ну как? – спросил Лахлан. Ему явно хотелось, чтобы ей понравилось его жилище.
Она повернулась, подняв взгляд выше линии деревьев, чтобы оценить состояние луны.
– Кажется, мне осталось ждать полнолуния всего несколько дней.
Переведя взгляд обратно, она увидела, что он стиснул зубы.
Она откинула назад свои спутавшиеся волосы – и почувствовала, что они грязные.
– Я хочу принять душ, – сказала она и заглянула ему за спину, ища ванную комнату.
Эмма заерзала, стараясь высвободиться из его рук, – и Лахлан наконец отпустил ее и позволил слезть с перил.
– Я тебе помогу. Ты еще слаба…
– В душ я пойду одна! – огрызнулась Эмма, направляясь в великолепную – и совершенно современную – ванную комнату. Поспешно заперев за собой дверь, она с ужасом увидела, что под ногтями у нее тоже полоски грязи.
Она сняла рубашку, в которую Лахлан ее облачил (успев мысленно отметить, что это была его собственная рубашка), – и воззрилась на уродливые выпуклые шрамы, змеившиеся по ее груди. Невольно застонав, Эмма пошатнулась. Всю оставшуюся жизнь она будет помнить, какой взгляд был у вампира перед тем, как он рванул ее когтями. Она вспомнила, что успела пожалеть о том, что ударила его головой. «Теперь мне
Эмма включила душ, дождалась, чтобы от воды пошел пар, и встала под струю. Красные потоки заструились по ее телу, смывая кровь, засохшую на ее волосах. Дрожа, она смотрела на эти следы. «Три вампира. – Красные струйки свивались в водовороты и уплывали к стоку. – Зачем я его провоцировала?»
Но кто из них остался жив?
Сейчас она должна была быть мертвой. Однако она выжила, а они – нет.
Эмма нахмурилась. Она пережила нападение вампиров. И солнечные лучи. И нападение оборотня. Все за одну неделю. Ее самые жуткие страхи, преследовавшие ее десятки лет, становились… она прикусила губу… скучным старьем?
– Эмма, разреши мне тебе помочь! Она стремительно обернулась.
– Я же сказала, что буду одна! Лахлан кивнул, соглашаясь с ней.
– Да, ты обычно так и говоришь, а я все равно остаюсь. Так у нас повелось. – Его голос звучал совершенно спокойно, и хотя эта идея казалась безумной, он говорил как совершенно нормальный человек.
«Право оставаться одной? У тебя его нет».
Эмма стремительно схватила бутылочку с шампунем и с силой швырнула ее в Лахлана. Он легко увернулся от удара – и бутылка вылетела в комнату. Звук бьющегося стекла доставил ей странное удовольствие. Почему она его провоцирует?
«Потому что это приятно».
Он удивленно выгнул брови:
– У тебя могут открыться раны!
Эмма вслепую потянулась за кондиционером.
– Не дождешься.
Когда Эмма схватила вторую бутылочку, Лахлан быстро кивнул:
– Хорошо.
Закрывая за собой дверь, он подумал о том, что ему нелегко будет привыкнуть к тому, что он не может делать у себя дома все, что ему вздумается.
Увидев разбитое бесценное зеркало, он вспомнил, что эта вещь была в Кайнвейне много веков – возможно, оно вообще было самым древним из существующих на земле. Он пожал плечами. Хорошо, что к Эмме начинают возвращаться силы.
Пятнадцать минут он беспокойно расхаживал по коридору. Прислушиваясь на тот маловероятный случай, если она его позовет, он пытался придумать, как уговорить ее снова попить крови. Если она придает Эмме силы, то ей нужно пить как можно чаще. И он позаботится о том, чтобы она это делала.
Она злится, хочет вернуться к близким – и ему понятно ее желание. Однако он никак не мог отправить ее домой.
Когда Лахлан вернулся в их комнату, Эмма уже успела принять душ и оделась.
– Куда ты собралась? – резко спросил он. – Тебе надо лежать в постели!
– Хочу выйти. Ты сказал мне, что это не опасно.
– Конечно, и я тебя провожу…
– Весь смысл в том, чтобы оказаться подальше от тебя. Пусть ты и сможешь задержать меня здесь еще на четыре ночи, но это не значит, что я обязана проводить их с тобой.
Он взял ее за локоть.
– Тогда ты сначала попьешь.
Она обожгла его возмущенным взглядом.
– Отпусти меня.
– Ты будешь пить, Эмма! – заорал он.
– Отстань, Лахлан! – закричала она в ответ, вырывая руку.