Бессмертные
Шрифт:
— Нет, милая. У меня нет ни жены, ни детей. Я трудоголик, — застенчиво признался он.
Эсми улыбнулась. Взгляд доктора засиял вниманием.
— Ой, простите… Это не моё дело, — произнесла девушка после нескольких мгновений неловкого молчания. Сердце колотилось словно бешеное. Доктор, оглядев Эсми ещё раз, кивнул.
— Всё в порядке, — мягко ответил он.
— Мама всегда говорит, что я постоянно несу чепуху, задаю глупые вопросы и всё в таком духе… То есть сейчас я не хочу докучать, а говорю много из-за нервов, — с улыбкой объясняла
Протянув руку, молодой доктор погладил ладонь девушки, но тут же одёрнул её, словно осознав ошибку.
— Ваша рука… — произнесла Эсми. — Она холодная… Доктор Каллен, вы хорошо себя чувствуете?
Он опустил взгляд в пол и снова посмотрел на девушку.
— Я всегда такой, — улыбнулся он, отводя руку за спину. Они обменялись робкими улыбками, и доктор, попросив прощения, позволил Эсми переодеться обратно в выцветшее жёлтое платьице, в котором отец доставил её в больницу».
Покоясь в океане боли, Эсми вспоминала то холодное, мягкое и знакомое прикосновение. Ошибки быть не могло.
Руки были сильными, хотя Эсми не могла определить насколько. Мягкими, словно сделанными из сатина и отполированными сталью. А их прохлада…
Пальцы нащупали жизнь, а затем руки, подняв тело, унесли Эсми. Почему-то она знала, что эти ладони освободят её, и доверяла им, не зная исхода. Хватит оглядываться назад.
***
Плыть холодно. Стальная хватка обернула тело в одеяло, и они ринулись в полёт.
«Вот она — дорога к раю… к Мэттью… к избавлению от страданий… к свободе», — думала Эсми.
Но как она ошибалась…
***
Океан бездны из мрачного и неподвижного превратился в мерзкий и ядовитый. Лезвия бритвы пронзили шею, но самое страшное наступило позже, когда огонь распорол переломанные конечности.
Они ведь и правда все сломаны. И хоть сложно было понять что-то через пелену агонии, которая накрыла собой организм, Эсми чувствовала разбитые и сломанные части тела. Но с ещё большим сожалением она осознала, что не чувствует ног.
Конечности трещали и хрустели, пока незнакомое жжение прогрызало вены, воспламеняя каждую клетку, каждый волосок на теле.
Жар. Жар. Жгучий жар.
У Эсми не оставалось сомнений — она горит. Когда с губ сорвался стон, холодная рука нежно коснулась щеки. «Как хорошо…»
Беспамятство глубже вбирало в себя. Каждый раз всплывая на поверхность, Эсми надеялась, что смерть наконец настигнет её. Но на её место приходило всё больше боли и страданий. Голоса, обсуждающие её, смутно доносились до ушей, но ничто не могло помешать адскому огню.
«Почему я не умираю? Где мой сын? Почему я так мучаюсь?» — мелькало в голове. Даже сознание не могло здраво мыслить — каждый дюйм прижигался и помечался чёрным пеплом, пока Эсми хватала ртом воздух. У агонии не было ни конца ни края; казалось, что прошло уже несколько дней. Она прыгнула с вершины скалы навстречу мукам.
Когда почудилось, что почти всё кончено, Эсми с облегчением вздохнула. Воздух со свистом вышел из лёгких, тело стало расслабляться, а боль покинула пальцы, конечности и туловище.
И именно тогда начались самые настоящие мучения.
После недолгих колебаний сердце за несколько минут разогналось до бешеной скорости, разжигая собой пожар и выколачивая каждый миллиметр тела. Оно громыхало в ушах, боролось с пламенем, пыталось сохранить контроль. Но сердце проиграло эту схватку.
Сознание всячески пыталось отвлечь Эсми: подсунуло воспоминания о вишнёвом дереве на ферме в Огайо, о безвкусном любовном романе, о докторе в больнице, который любезно вправил суставы в ноге и просидел у койки всю ночь; ангельское лицо, которое выражало искреннюю озабоченность.
Ох, как же Эсми после этого тосковала по доктору и втайне мечтала снова увидеть его.
«Возможно, я встречусь с ним на небесах… Добрый доктор полюбит моего сына, и вместе мы заживём счастливо — лишь я, сын и моя девчачья катастрофа…»
Даже несмотря на огонь, часть мозга, полная реализма, упрекала Эсми за столь глупые мысли. Ужасное, тянущее чувство подсказывало, что в конце пылающего пути не будет никаких небес.
Из ниоткуда взявшиеся холодные руки коснулись щеки; от лёгкого поглаживания Эсми зажмурилась.
— Скоро, милая, скоро… Скоро всё закончится, — шептал ангел.
«О! Сладостный покой! Мэттью… Мэттью…»
Попытки сложить мысли воедино не обвенчались успехом, а пронзённое пламенем сердце забилось быстрей.
«Оно взорвётся прямо в груди… Я уже чувствую это», — с грустью думала Эсми.
Жалкий воздух полностью охватил тело — именно это стало концом. Даже цепляясь за мысли о ждущем в раю Мэттью, Эсми уже начинала верить, что стоит на пороге перед вратами ада. Это её наказание.
Когда уже казалось, что терпеть не осталось сил, а в голове мелькнула мысль, будто кто-то сжалился и решил быстро добить её, кожа внезапно похолодела. Словно тело превратилось в одну большую зияющую рану, которая вдруг сама затянулась, покрылась коркой и зажила за доли секунды.
«Вот и всё».
Из груди спешно вырвался поток воздуха, и Эсми вдохнула свежую порцию кислорода.
«Сосна, ваниль, пряности, чудно пахнущий лосьон после бритья, — думала она про себя. Сколько в комнате было «полутонов» в предметах интерьера. — Старое дерево, хлопок, кашемир, кожа…»
Эсми нахмурилась, облизнув высохшие губы. В горле резко разгорелся новый пожар, сначала отдаваясь лёгким зудом, а вскоре перерастая в яростное пламя.
— Эсми? — позвал робкий, но знакомый голос. Глаза распахнулись, и девушка быстро повернула голову к источнику звука, отчего перья из подушки разлетелись в разные стороны.
«Рай».
— Доктор Каллен? — спросила она, снова хмурясь. Услышав свой ангельский голос, тут же села и закрыла руками рот.
«Словно ангел смолвил! Это и правда мой голос? Доктор Каллен здесь? Что он… Значит, это действительно рай», — смущённо думала Эсми. Всё было… таким необычным.